Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль | Михаил Станчев, Мария Тортика (Лобанова), Георгий Чернявский | страница 85 | LoveRead.ec

Противники развития отношений с СССР, противники лейбористов не дремали. Ими был разыгран великолепный спектакль, предрешивший избирательное поражение Лейбористской партии и судьбу договоров с СССР. При этом была использована фальшивка, изготовленная малокомпетентными в некоторых политических тонкостях русскими эмигрантами, но по своему содержанию настолько сходная с подлинными документами советских коминтерновских деятелей, что воспринята она была широкой общественностью как подлинный документ.

Русские эмигранты были весьма энергичны. В Лондоне некая женщина многократно звонила Раковскому, требуя от него квартирной платы за принадлежащий ей когда-то дом в Харькове, в котором в течение трех лет проживал Раковский, когда являлся главой правительства Украины.^[657] Вначале ей удавалось прорваться через коммутатор полпредства к его главе, и Раковскому приходилось терпеливо объяснять даме-эмигрантке советское законодательство на этот счет. В связи с упорством этой дамы ему пришлось даже сделать официальное заявление по поводу того, что «национализация как результат революции носит законный характер».^[658]

Теперь, однако, дело обстояло намного серьезнее.

24 октября видный чиновник Форин Офис И. Д. Грегори передал Х. Г. Раковскому ноту протеста по поводу «письма Зиновьева» от 15 сентября 1924 г., адресованного Коммунистической партии Великобритании. К ноте был приложен текст письма. Начав читать письмо, Раковский был обеспокоен, ибо предположил, что британским властям действительно удалось перехватить зиновьевскую корреспонденцию. Но, дочитав текст, он облегченно вздохнул, ибо распознал фальшивку. Письмо содержало инструкции КПВ: сосредоточить предвыборную деятельность не только на агитации в пользу ратификации договоров от 8 августа, но и на создании в британской армии и в военной промышленности нелегальных партийных ячеек с целью подготовки вооруженного восстания.

Христиан Георгиевич отлично понимал, что подобный документ вполне мог иметь место. Он знал, например, о письме того же Зиновьева руководству Болгарской коммунистической партии от 2 июля 1923 г., написанном после правого военного переворота 9 июня того же года, с осуждением занятой БКП тактики нейтралитета и с утверждением, что гражданская война в стране только начинается.^[659] Но, внимательно вчитываясь в это новое «письмо Зиновьева», Раковский установил, что, к счастью, в его руках подлог, что авторы – неопытные новички, допустившие много ошибок. Текст явно не соответствовал нормам Коминтерна, и это легко было доказать всему миру. Зиновьев, например, был председателем Исполкома Коминтерна, а не президиума Исполкома, да и сама международная организация именовалась Коммунистическим интернационалом, а не «Третьим Коммунистическим интернационалом», как нелепо значилось в грифе бланка.

На следующее утро Х. Г. Раковский передал в британский МИД ответную ноту, в которой главное внимание обращал на словесные нелепости, убедительно доказывая фальшивый характер присланного ему документа. Раковский полагал, видимо, что этим инцидент будет исчерпан. Но, развернув утренние газеты, он с величайшим изумлением увидел, что «письмо Зиновьева» под кричащими заголовками опубликовано на первых полосах. Оказалось, что Грегори, вопреки дипломатической практике, не дожидаясь ответа, передал письмо для опубликования газете «Дейли мейл», где оно появилось под сенсационной шапкой «Весьма секретно. Москва, 15 сентября». Вся печать предъявляла СССР обвинение в грубом нарушении договоров от 8 августа.

Одновременно выяснилось, откуда, собственно говоря, взялся «документ». Оказалось, что 23 октября на письменном столе редактора «Дейли мейл» появилась записка, что «старый и верный друг» передал ему по телефону следующее: «В Лондоне есть документ, который Вам надо иметь. Он доказывает наличие связей между большевиками и английской Лейбористской партией. Премьер-министр все о нем знает, но старается избежать публикации. Сегодня документ будет переслан в министерство иностранных дел и в военное министерство».^[660] Оказалось, что письмо, вернее, его копия, так как оригинал так никогда и не был предъявлен общественности и в архивах Форин Офис обнаружить его не удалось, был подброшен британскому МИДу еще 10 октября, а 15 октября передан Макдональду^[661] (чиновники не спешили!), которому еще в течение недели удавалось затягивать публикацию, но после записки в «Дейли мейл» он от этого был вынужден отказаться.

В Великобритании, а затем и за ее пределами развернулась антисоветская кампания. Хотя 27 октября Раковский передал правительству Макдональда еще одну ноту, на этот раз не личную, а от имени правительства СССР, с заявлением о фальшивости «письма Зиновьева» и предложением третейского разбирательства, кампания не утихала.

Надо сказать, что этому способствовали и некоторые пассажи советской ноты от 27 октября и последующие действия Раковского, не направленные на компромисс. Содержавшиеся в ноте требования о расследовании и наказании виновников были сочтены британской стороной оскорбительным вмешательством в дела страны пребывания. 28 октября Грегори явился к Раковскому и, заявив от имени Макдональда, что возвращает ноту, как неприемлемую, положил ее оригинал на стол. Раковский в свою очередь отказался принять ноту назад и заявил, что пошлет ее адресату на следующий день, что и сделал, сопроводив письмом Макдональду с указанием на недопустимость подобных демаршей. 30 октября Грегори вновь принес ноту в полпредство. История повторилась. Затем полпред встретился с Макдональдом, который опять грозил ее вернуть. Правда, «голы в ворота» друг друга на этот раз прекратились. Бессмысленную и анекдотическую переброску несчастной ноты прекратила британская сторона.^[662]

Сам Макдональд и другие лейбористские деятели оказались в капкане, заботливо приготовленном для них консерваторами. Премьер не только занял пассивную позицию, отказавшись принять меры для пресечения провокации, но и стал выступать с противоречивыми заявлениями, то ставя под сомнение подлинность «письма», то обвиняя СССР в неблаговидных действиях. Теперь, когда чуть ли не вся печать трубила об антибританских действиях СССР, Макдональду трудно было объяснить, почему он более недели столь пренебрежительно относился к «письму», скрывая его от общественности. Признать же, что он с самого начала понял, что имеет дело с фальшивкой, он также не мог, ибо именно из МИДа, который он также возглавлял, «письмо» было отправлено в газеты. Получалось, что он не контролирует ситуацию в своем собственном министерстве.