Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль | Михаил Станчев, Мария Тортика (Лобанова), Георгий Чернявский | страница 139 | LoveRead.ec

Переписывался Раковский также с супругой Троцкого Н. И. Седовой (остались письма от 2 июля и 30 августа) и его сыном Л. Л. Седовым (письма от 27 мая и 28 июня 1928 г.). «В этих трудных условиях Троцкий нашел могучую моральную поддержку в лице Раковского, – пишет биограф Троцкого. – Их старая и тесная дружба теперь приобрела новую глубину взаимной привязанности, интимности и интеллектуального согласия».^[1135]

Большой интерес представляют и сохранившиеся письма и телеграммы Х. Г. Раковского К. Б. Радеку и его жене Розе – от 1 марта, 20 июля, 7 и 15 августа 1928 г. Позже последовали письма и телеграммы из Саратова от 2 декабря 1928 г., 13 января, 6 апреля, 21 мая 1929 г. Имеются также три недатированных документа – одно письмо и две телеграммы. Эти интересные документы, в отличие от переписки с Троцким, хранящейся в архивном фонде Троцкого в Хотонской библиотеке Гарвардского университета (США), находятся ныне в фонде Радека в Российском государственном архиве социально-политической истории.

Христиан стремился приободрить Карла, находившегося в состоянии депрессии. «Твой муж поступает, как Рашель^[1136] с Гейне, – говорилось в одном из писем. – Он отправился познакомиться с великой артисткой. В салоне его встретила шеренга женщин и мужчин всех возрастов. Начались представления: мать Рашель, старшая сестра Рашель, брат Рашель, племянник Рашель и т. д. и т. д. Что касается самой Рашель, она уехала гулять». И, переходя теперь на личность Карла, Раковский продолжал уже в связи с тем, что получил письмо не от него, а от Розы: «Очевидно, у него осталась с кремлевской эпохи плохая привычка не писать самому, а диктовать. Может быть, он боится продешевить свои автографы?»^[1137] Это дружеское, беззлобное подтрунивание должно было способствовать повышению жизненного тонуса адресата.

Раковский в то же время сообщал Радеку о своем плохом самочувствии, о тяжелых климатических условиях в городе, для которого характерны были нестерпимая летняя жара, повышенная влажность, грязь, полчища комаров. «Нужно было бы весь день стоять под краном, но, во-первых, нет крана (в гостинице, куда я переселился, нет даже воды), а во-вторых, если вода хороша для сердца, она плоха для суставов. У меня легко получается ревматизм».^[1138] Все же представляется, что жалобы на здоровье не были вполне основательными. Как мы сейчас увидим, Христиан сохранил в полной мере интерес к женскому полу и подлинно мужские страсти.

Переписывался Х. Г. Раковский и с другими ссыльными, например с И. Я. Врачевым, находившимся в Вологде. Врачев вспоминает: «Сначала письма приходили из Астрахани, потом с Алтая».^[1139]

В Астрахани произошло важное событие в личной жизни Х. Г. Раковского. Он увлекся молодой женщиной Юлией Ионовной Щегловой, которая стенографировала его воспоминания, и сблизился с ней в те месяцы, когда его супруга находилась в Москве. Позже, уже после перевода в Саратов, он получил от Юлии письмо с одновременно радостной и весьма тревожной вестью о рождении ею сына Аскольда, зачатого в промежутке между этапами работы над рукописью. 56-летний Христиан Георгиевич не относился сколько-нибудь серьезно к своей связи с молодой астраханкой – женщиной совершенно иного круга, сугубо житейских интересов, проявлявшей к нему скорее дочерние, уважительные, нежели плотские и тем более страстные чувства.

Но Юлия оказалась не просто хорошей матерью, но и весьма предусмотрительной женщиной. Предвидя вполне возможное развитие событий, она дала ребенку свое отчество, и это способствовало тому, что он не разделил трагической участи детей «врагов народа». Аскольд Юльевич Щеглов, знавший с малых лет, кем был его отец, сумел сберечь эту тайну в течение многих десятилетий. Он окончил астраханский медицинский институт, аспирантуру в Ленинграде, защитил кандидатскую диссертацию и с 1968 г. являлся доцентом кафедры внутренних болезней Калининского (ныне Тверского) медицинского института. До весны 1990 г., когда он был обнаружен авторами этой работы, А. Ю. Щеглов никогда не давал о себе знать в качестве сына Х. Г. Раковского. Но в сентябре 1990 г. он побывал в Болгарии, где был тепло принят, и с этого времени, так сказать, «легализовался».^[1140]

Что же касается Х. Г. Раковского, то он, любивший детей, хорошо себя с ними чувствовавший, с удовольствием с ними игравший, воспитывавший дочь своей жены и племянницу, но до сих пор не имевший потомства, был внутренне счастлив в связи с появлением на свет единственного родного сына. Но коренным образом менять свою жизнь он не собирался. В семейной жизни Раковского возникли естественные сложности. Однако Александрина, узнав об измене мужа и ее последствиях, оказалась на высоте: она не только не препятствовала контактам отца с ребенком, но позже, возвратившись в Москву, в мае 1936 г., сердечно принимала маленького Аскольда в своем доме.^[1141]

Х. Г. Раковский продолжал анализировать важнейшие тенденции международной жизни, их направления и изменения. Некоторые из его писем Л. Д. Троцкому были своеобразными политико-экономическими эссе. Так, заслуживает внимания письмо от 29 февраля 1928 г. с интересным анализом характера англо-американских противоречий, вытеснения Соединенными Штатами Великобритании с традиционных мировых рынков, превращения последней в «младшего партнера» США.^[1142] Эту тенденцию, которая получила мощное развитие лишь в годы Второй мировой войны, Раковскому удалось уловить в ее зачатке – за десять с лишним лет до ее начала (сходных взглядов придерживался Троцкий).

Политико-экономический анализ подтверждался статистическими данными, взятыми из авторитетных первоисточников. Указывалось, что вытеснение Соединенными Штатами Великобритании идет медленно, но неуклонно, что презрение англичан к американцам перерастает в прямую ненависть, что антагонизм с Америкой выходит на первое место в британской политике. «Но можно ли отсюда сделать вывод о неизбежности англо-американской войны и при этом в ближайшие годы?» – ставил вопрос Раковский, полемизируя с теми советскими политологами, для которых утвердительный ответ звучал бы общим местом.

Автор письма был совершенно другого мнения. Он считал значительно более вероятным, что Великобритании «придется стать на колени перед Америкой, т[о] е[сть] уступить ей первенство, стараясь компенсировать себя за это вытеснение из господства над морем какими-нибудь уступками или “гарантиями” со стороны Соединенных Штатов и направив свои империалистические устремления в другую сторону».