Наталья Гончарова - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Старк cтр.№ 63

Выехав из Яропольца в ночь на 25 августа, Пушкин по пути в Москву завернул в Захарово и провел там два часа, вдохнув воздух детства. Дочь Арины Родионовны Марья вспоминала: «Летом… хлеб уж убрали, так это под осень, надо быть, он приезжал-то. Я это сижу, смотрю: тройка! я эдак… а он уж ко мне в избу-то и бежит… Пока он пошел по саду, я ему яишенку-то и сварила; он пришел, покушал… „Всё наше решилось, говорит, Марья; все, говорит, поломали, всё заросло!.. Прощай, говорит, Марья!“».

В тот же день в полдень Пушкин прибыл в Москву, в гончаровский дом на Большой Никитской. Первым делом он отправился к Нащокину, от которого узнал, что деньги, взятые по его просьбе у ростовщика Юрьева, отосланы Наталье Николаевне. «Теперь я спокоен», — пишет он жене на другой день.

Утром 26 августа, в Натальин день, он начинает письмо жене с поздравления: «Поздравляю тебя с днем твоего ангела, мой ангел, цалую тебя заочно в очи — и пишу тебе продолжение моих похождений — из антресолей вашего Никитского дома…» В доме жил один Николай Афанасьевич, но зятя не принял. Обедал же Пушкин с друзьями у братьев Киреевских в Трехсвятском тупике у Красных ворот, поднимая бокалы за именинницу. На другой день он пишет жене: «Вчера были твои имянины, сегодня твое рождение. Поздравляю тебя и себя, мой ангел. Вчера пил я твое здоровье у Киреевского с Шевыревым и Соболевским; сегодня буду пить у Судиенки. Еду послезавтра — прежде не будет готова моя коляска».

В день рождения жены, 27 августа, Пушкин сообщает Наталье Николаевне: «Обедал у Судиенки, моего приятеля, товарища холостой жизни моей. Теперь он женат, и он сделал двух ребят, и он перестал играть — но у него 125,000 доходу, а у нас, мой ангел, это впереди. Жена его тихая, скромная, не красавица. Мы отобедали втроем, и я, без церемонии, предложил здоровье моей имянинницы, и выпили мы все не морщась по бокалу шампанского». Вечером вновь пили за Наталью Николаевну: «Вечер у Нащокина, да какой вечер! Шампанское, лафит, зазженный пунш с ананасами — и все за твое здоровье, красота моя». Именно здоровья жене Пушкина в ту пору не хватало. Вяземский, приехавший 26 августа поздравить ее с днем рождения и именинами, заметил, что она «всё еще довольно худо оправляется».

Наконец, после еще нескольких встреч и прощального вечера у Нащокина, 29 августа Пушкин пустился в путь, о чем и написал жене: «Нащокин провожал меня шампанским, жженкой и молитвами… он задал мне прощальный обед со стерлядями… усадили меня в коляску, и я выехал на большую дорогу».

Второго сентября он пишет жене уже из Нижнего Новгорода: «Мой ангел, кажется, я глупо сделал, что оставил тебя и начал опять кочевую жизнь. Живо воображаю первое число. Тебя теребят за долги, Параша, повар, извозчик, аптекарь, М-me Sichler etc, а у тебя нет денег, Смирдин перед тобой извиняется, ты беспокоишься — сердишься на меня — и поделом. А это еще хорошая сторона картины — что если у тебя опять нарывы, что, если Машка больна? А другие, непредвиденные случаи… Пугачев того не стоит. Того и гляди, я на него плюну — и явлюсь к тебе. Однако буду в Симбирске, и там ожидаю найти писем от тебя. Ангел мой, если ты будешь умна, т. е. здорова и спокойна, то я тебе из деревни привезу товару на сто рублей, как говорится».

Утром 8 сентября Пушкин написал очередное короткое письмо Наталье Николаевне: «Мой ангел, здравствуй. Я в Казани с 5, и до сих пор не имел время тебе написать слова. Сей час еду в Симбирск, где надеюсь найти от тебя письмо. Здесь я возился со стариками современниками моего героя, объезжал окрестности города, осматривал места сражений, расспрашивал, записывал и очень доволен, что не напрасно посетил эту сторону. Погода стоит прекрасная, чтоб не сглазить только. Надеюсь до дождей объехать всё, что предполагал видеть, и в конце сент. быть в деревне. Здорова ли ты? здоровы ли вы? Дорогой я видел годовую девочку, которая бегает на карачках, как котенок, и у которой уже два зубка. Скажи это Машке. Здесь Баратынский. Вот он ко мне входит. До Симбирска. Я буду говорить тебе о Казани подробно — теперь некогда. Цалую тебя». Подлинник этого письма сохранился. На нем имеются почтовые штемпеля: «Казань 1833 сен. 11» и «Получено 1833 сен. 21 вечер». Это письмо было отправлено Пушкиным еще на Черную речку, но рукою почтового чиновника сделано исправление адреса с неправильно прописанной фамилией домовладельца: «Д.<ом> Оливе».

Уже из села Языкова, принадлежавшего Николаю Михайловичу Языкову и его братьям, Пушкин пишет 12 сентября последнее письмо, адресованное Наталье Николаевне на дачу, хотя оно, вероятно, ее там уже не застало. Давая отчет о пребывании в Казани, Пушкин все в том же ироническом стиле, употребляемом им, когда дело касалось визитов к дамам, пишет об Александре Андреевне Фукс, даже не называя ее: «Я таскался по окрестностям, по полям, по кабакам и попал на вечер к одной blue stockings ^[72], сорокалетней, несносной бабе с вощеными зубами и с ногтями в грязи. Она развернула тетрадь и прочла мне стихов двести, как ни в чем не бывало. Баратынский написал ей стихи и с удивительным бесстыдством расхвалил ее красоту и гений. Я так и ждал, что принужден буду ей написать в альбом — но Бог помиловал, однако она взяла мой адрес и стращает меня перепискою и приездом в П. Б., с чем тебя и поздравляю». На самом деле Александра Андреевна, судя по известному ее портрету, была если и не красавицей, то во всяком случае вполне привлекательной, и было ей в ту пору не 40, а только 28 лет. М. Ф. де Пуле писал, что она была «очень недурна собой, умна и от дяди унаследовала страсть к стихотворству, которым занималась с увлечением с молодых лет».

В свое время Н. О. Лернер в статье «Ревность Н. Н. Пушкиной» рассматривал резкий отзыв о Фукс как «вынужденную и довольно невинную хитрость» со стороны Пушкина, знавшего, что «появление в его доме умной и приятной женщины, да еще его поклонницы, не пройдет ему даром со стороны Натальи Николаевны, и он, как говорится, „забежал вперед“ и в предвидении приезда Фукс в Петербург разругал в письме к жене свою казанскую почитательницу. Надеясь, что после такого отзыва о ней жена ревновать его не станет и домашний мир не будет нарушен». Примеры подобной «невинной хитрости» в письмах Пушкина мы наблюдаем и тогда, когда те, в отношении которых она предпринята, вовсе и не собирались наносить визит семейству Пушкиных, так что можно говорить о выработанной манере, в которой Пушкин рассказывал жене о других женщинах.

Свое подробное письмо с рассказом о Казани и знакомстве с Фукс Пушкин закончил указанием дальнейшего маршрута: «Сегодня еду в Симбирск, отобедаю у губернатора и к вечеру отправлюсь в Оренбург, последняя цель моего путешествия».

Десятого сентября Пушкин уже оказался в Симбирске и с утра нанес визит губернатору Александру Михайловичу Загряжскому, родственнику Натальи Николаевны, на чье имя она посылала письма, адресованные мужу. «Третьего дня, — пишет он 12 сентября, — прибыл я в Симбирск и от Загряжского принял от тебя письмо. Оно обрадовало меня, мой ангел, — но у тебя нарывы, а ты пишешь мне четыре страницы кругом». В этом большом письме как раз и сообщила Наталья Николаевна о приискании ею новой квартиры. Пушкин откликается на дошедшие до него домашние новости, в частности о найме квартиры: «Если дом удобен, то нечего делать, бери его — но уж по крайней мере усиди в нем». Ответ Пушкина уже ничего изменить не мог, так как ко времени, когда он дошел до Петербурга, Наталья Николаевна квартиру уже сняла. Это письмо и два следующих Пушкин, не зная нового адреса, отправляет на имя тетки жены, Екатерины Ивановны Загряжской — «В С. Петербург в Зимнем дворце. Для дост. Н. Н. Пушкиной».