Наталья Гончарова - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Старк cтр.№ 141

Наталья Николаевна, как и все присутствовавшие при поэтическом прощании Лермонтова с Петербургом, была тронута этими стихами, в которых она могла найти отклик своим душевным переживаниям:

Атмосфера, сложившаяся после чтения стихотворения в гостиной Карамзиных, как нельзя более могла способствовать тому доверительному тону и исповедальному характеру разговора, который затеял вдруг Лермонтов с Натальей Николаевной. На прощание он якобы сказал ей: «Когда я только подумаю, как мы часто с вами здесь встречались!.. Сколько вечеров, проведенных здесь, в этой гостиной, но в разных углах! Я чуждался вас, малодушно поддавшись враждебным влияниям. Я видел в вас только холодную, неприступную красавицу, готов был гордиться, что не подчиняюсь общему здешнему культу, и только накануне отъезда надо было мне разглядеть под этой оболочкой женщину, постигнуть ее обаяние личности, которое не разбираешь, а признаешь, чтобы увезти с собою вечный упрек в близорукости, бесплодное сожаление о даром утраченных часах! Но когда я вернусь, я сумею заслужить прощение и, если не слишком самонадеянна мечта, стать когда-нибудь вам другом. Никто не может помешать посвятить вам ту беззаветную преданность, на которую я чувствую себя способным». «Прощать мне вам нечего, — ответила Наталья Николаевна, — но если вам жаль уехать с изменившимся мнением обо мне, то поверьте, что мне отраднее оставаться при этом убеждении».

Но новой встрече не суждено было состояться. Вскоре Лермонтов был убит на дуэли. 15 июля 1841 года, в день роковой дуэли, Лермонтов в последний раз увиделся с Львом Сергеевичем Пушкиным, с которым познакомился еще в 1837 году. Тот приехал к Лермонтову из Пятигорска и принял участие в пикнике, откуда Лермонтов отправился прямо на дуэль с Мартыновым. Петр Тимофеевич Полеводин, приехавший лечиться на Кавказ в начале июня 1841 года и оставивший воспоминания о гибели Лермонтова, писал: «Пушкин Лев Сергеевич, родной брат нашего бессмертного поэта, весьма убит смертию Лермонтова, он был лучший его приятель. Лермонтов обедал в этот день с ним и прочею молодежью в Шотландке (шести верстах от Пятигорска) и не сказал ни слова о дуэли, которая должна была состояться чрез час». В отклике Полеводина сопоставляются фигуры противников Пушкина и Лермонтова: «Мартынов — чистейший сколок с Дантеса».

Весть о гибели Лермонтова застала Наталью Николаевну уже в Михайловском, куда она наконец отправилась после получения 23 января известия от Опеки о назначении ее опекуншей Михайловского вместо Сергея Львовича. Только теперь она получила полное основание для поездки в Михайловское, куда уже отправила памятник на могилу Пушкина.

Незадолго до отъезда Натальи Николаевны Вяземский подарил ей купленный в английском магазине изящный альбом в зеленом сафьяновом переплете с тиснением и преподнес стихотворение «При подарке альбома»:

Проведя после возвращения из Полотняного Завода два лета в Петербурге, Наталья Николаевна собралась посетить Михайловское и установить памятник на могиле Пушкина. После смерти Надежды Осиповны Пушкиной Михайловское долями принадлежало Сергею Львовичу, Ольге Сергеевне Павлищевой, Александру и Льву Сергеевичам. Свою седьмую часть имения Сергей Львович уступил дочери Ольге, которой самой принадлежала всего лишь его четырнадцатая часть. Сразу после гибели Пушкина Николай I в числе других милостей по отношению к вдове и детям повелел «заложенное имение отца очистить от долга», полагая, что речь идет об имении, где похоронен поэт. В. А. Жуковский прояснил недоразумение в письме на имя императора: «Что же касается до заложенного отцовского имения, то по справкам оказалось, что Пушкин не владел, а только некоторое время управлял имением отца, который теперь им владеет сам, и что то имение, которое было благоугодно В. В. выкупить, не отцовское, а материнское, что оно разделено между отцом, двумя сыновьями и дочерью и что оно к выкупу не следовало бы и тогда, когда бы принадлежало Пушкину, ибо те причины, для коих В. В. желали его выкупить, не существуют; Пушкин погребен не в этой деревне, а в Святогорском монастыре, неподалеку от оной». Как это ни странно, в данном случае Жуковский действовал отнюдь не в пользу вдовы и детей Пушкина. Если следовать букве распоряжения императора, то заплатить долги следовало именно по отцовскому имению, то есть по Болдину.

Тем не менее по просьбе Опеки 18 мая 1838 года была произведена опись сельца Михайловского: господского дома и других строений, мебели, столового прибора, скота, наличного хлеба. В соответствии с подробным перечнем крепостных, как дворовых, так и живущих в приписанных к Михайловскому деревнях, общее их число составило на тот день 71 душу мужского и 98 душ женского пола. Были также зарисованы виды Михайловского и могилы Пушкина.

В девятом номере «Современника» Плетнев описал свое посещение могилы Пушкина: «Площадка — шагов в 25 по одному направлению и около 10 по другому. Она похожа на крутой обрыв. Вокруг этого места растут старые липы и другие деревья, закрывая собою вид на окрестность. Перед жертвенником есть небольшая насыпь земли, возвышающаяся над уровнем с четверть аршина. Посредине водружен черный крест, на котором из белых букв складывается имя „Пушкин“…»

Пушкин намеревался купить Михайловское целиком, заплатив соответствующие суммы брату и сестре, но долгие переговоры с Павлищевым на этот счет ни к чему не привели. Теперь за это дело взялся Соболевский, получив на ведение дел доверенности от Льва Сергеевича и Ольги Сергеевны. Соболевский вступает в переговоры с Опекой, предлагая выкупить Михайловское из расчета по 500 рублей ассигнациями за каждую ревизскую душу. Эта оценка совпадает с той, которая была дана еще самим поэтом в письме брату Льву Сергеевичу от 3 июня 1836 года: «Вот тебе короткий расчет нашего предполагаемого раздела: 80 душ и 700 десятин земли в Псковской губернии стоят (полагая 500 р. за душу вместо обыкновенной цены — 400 р.) 40 000 р.». Павлищев в ответе поэту от 11 июля 1836 года преувеличил стоимость Михайловского: «Оценка ваша по 500 р. за душу не имеет, позвольте сказать, никакого основания» — и предложил отдать имение за 64 тысячи рублей, то есть по 800 рублей за душу, заключив свои алчные расчеты словами: «Ниже этого нельзя ни под каким видом».