Великий Столыпин. "Не великие потрясения, а Великая Россия" - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Степанов cтр.№ 69

Все изменилось с той далекой поры, когда прадед Столыпина впервые был избран предводителем Пензенского дворянства. Помещики уже не были хозяевами положения в уездах, да и помещичьи имения быстро уходили из дворянских рук. Статистика свидетельствует, что более 30 тысяч помещиков являлись таковыми только по названию. Их «имения» не превышали 20 десятин, то есть были сравнимы с совокупным земельным наделом одной крестьянской семьи. Что касается крупных землевладельцев, то треть уже не принадлежала к дворянскому сословию, а была главным образом купцами и зажиточными крестьянами ^[260]. Одной из причин, по которой Столыпин резко отрицательно относился к идее насильственного отчуждения помещичьих земель, было опасение, что эта мера подорвет принцип частной собственности. «Кто же поверит тому, – вопрошал Столыпин, – что, если понадобится со временем отчудить земли крестьян, они не будут отчуждены». По выражению первого министра, передел земель можно было уподобить Тришкиному кафтану, у которого обрезали полы, чтобы сшить рукава.

Столыпин предлагал не нарушать священный принцип частной собственности, а, наоборот, положить его в основание аграрной реформы. После отмены крепостного права в 1861 г. крестьяне получили право пользования, но не владения своими наделами. Господствовала общинная собственность на землю. Выработанный веками общинный уклад являлся удобным способом защиты от всех превратностей сельской жизни: стихийных бедствий, неурожаев, враждебных соседей. В общине существовала круговая порука и взаимовыручка. Если крестьянин умирал, община поддерживала его семью. Когда общинник строил дом, ему всем «миром» оказывали «помочь». За недоимку бедняка отвечала вся деревня. Оборотной стороной общинных порядков было принижение индивидуальной личности перед сельским «миром». Община поддерживала искусственное равенство. Внутри нее нельзя было полностью разориться, но столь же нелегко было разбогатеть.

Для русской интеллигенции сельская община была святыней, с существованием которой связывались самые различные надежды. Славянофилы видели в общине краеугольную основу русской народной жизни, а в общинной взаимовыручке и взаимопомощи – главное отличие России от «гниющего Запада» с его индивидуализмом, корыстолюбием и эгоизмом. В то же время бывший западник Александр Герцен усмотрел в общине прообраз будущего социалистического строя. Его идеи восприняли народники, для которых общинные порядки стали своего рода культом. В начале XX в. община одновременно представлялась воплощением диаметрально противоположных идей. Эсеры, взявшие на вооружение основные положения народнической доктрины, а также многочисленные наследники народничества считали общину социалистическим символом. Для консерваторов сельская община была историческим устоем, осененной триадой «Самодержавия, Православия, Народности». Власть рассматривала общину в качестве удобного административного рычага и способа взыскания недоимок при помощи круговой поруки крестьян.

Между тем община, вокруг которой велись жаркие споры, являлась анахронизмом, сковывавшим личную инициативу. Систематические переделы напрочь подрывали стимулы для улучшения плодородия почвы и использования агротехники. Типичной была жалоба одного крестьянина, высказанная во время обследования хозяйств Смоленской губернии: «Я или другой старательный хозяин на свои паи положил, как следует, навоза, и хлеб стал родиться. Смотришь, передел земель, досталась опять неудобренная полоса. В покосах то же самое. Повырезал кочки, порасчистил, вывел кое-как щетину, а как передел – опять вперли куда-нибудь в болота…» ^[261] Наделы распределялись по числу мужских душ в семье, причем таким образом, чтобы каждому общиннику доставалось поровну хорошей и плохой земли. В некоторых местах погоня за равенством приводила к абсурду. Крестьянский надел оказывался раздробленным на множество полосок, разбросанных на большом расстоянии. В Ярославской губернии встречались наделы, разделенные на 120 полосок. Более того, в общине сохранялось периодическое перераспределение земель. Через несколько лет наделы возвращались в общий котел и делились заново. При этом тщательно смотрели, чтобы новый надел оказался в другом поле.

Ряд специалистов указывали на коренные пороки общинного землевладения. Среди них был двоюродный дядя Столыпина – Дмитрий Столыпин, товарищ Михаила Лермонтова и брат Монго Столыпина, о котором рассказывалось в первой главе этой книги. В 80 – 90-х гг. XIX в. Д.А. Столыпин занимался изучением экономического положения российского крестьянства и пришел к выводу, что община сдерживала переход крестьян к более высокой агротехнике и интенсивному хозяйству. Он указывал, что постоянные переделы земли лишают возможности крестьянина вводить улучшения, ибо данный земельный участок находится лишь во временном его владении и с новым переделом может перейти в другие руки. Еще одним пороком общинных порядков Д.А. Столыпин считал круговую поруку, которая ложится тяжелым бременем на платежеспособных членов общины. Альтернативу общинным порядкам Д.А. Столыпин усматривал в хуторском хозяйстве, при котором владелец-крестьянин мог бы вводить всяческие улучшения. Д.А. Столыпин возглавил комиссию для исследования вопроса об устройстве крестьянских хуторов на владельческих землях, созданную по инициативе Московского общества сельского хозяйства. Наиболее полно и подробно Д.А. Столыпин развил свои взгляды в труде «Арендные хутора».

Мы уже отмечали, что не располагаем сведениями о том, что П.А. Столыпин изучал труды своего дяди, хотя это более чем вероятно. В любом случае интересно, что под влиянием этих трудов или независимо от них П.А. Столыпин пришел к аналогичным выводам. На его позицию могли повлиять не только теоретические исследования, но и сугубо практические наблюдения, относящиеся к периоду жизни в Ковенской губернии. В Прибалтике хутора были распространенным явлением. Кроме того, из-за причудливой конфигурации границ Столыпин ездил из одного имения в другое через территорию Германии. Его дочь Мария вспоминала: «Он всегда много рассказывал о своих впечатлениях, возвращаясь из такой поездки «за границу», восхищаясь устройством немецких хуторян и с интересом изучая все то, что считал полезным привить у нас. И многое из виденного и передуманного послужило ему основой при проведении им земельной реформы много лет спустя» ^[262].

На посту гродненского губернатора Столыпин решительно высказался за расселение на хутора: «Ставить в зависимость от доброй воли крестьян момент ожидаемой реформы, рассчитывать, что при подъеме умственного развития населения, которое настанет неизвестно когда, жгучие вопросы разрешатся сами собой, – это значит отложить на неопределенное время проведение тех мероприятий, без которых не мыслима ни культура, ни подъем доходности земли, ни спокойное владение земельной собственностью» ^[263].