Рыбаки - читать онлайн книгу. Автор: Чигози Обиома cтр.№ 17

Толпа разразилась овацией, а Вождь запустил руку в глубокий боковой карман агбады и, достав оттуда пачку купюр, вручил их Икенне.

— Держи, — сказал он и подтянул к себе одного из помощников. — Это Ричард, он проводит вас домой и все передаст вашим родителям. Он также запишет ваши имена и адрес.

— Спасибо, сэр! — вскричали мы почти в унисон, но М.К.О. нас, кажется, уже не слышал. Он направился в сторону большого дома вместе с помощниками и хозяином, то и дело оборачиваясь и махая рукой людям.

Ричард отвел нас к припаркованному через дорогу черному «Мерседесу», и мы поехали домой. С того дня мы гордо именовали себя парнями М.К.О. На одной из утренних линеек директриса — видно, забыв и простив обстоятельства, которые косвенно привели к нашей встрече с М.К.О., — толкнула длинную речь о том, как важно производить на людей хорошее впечатление и быть «добрыми посланниками школы», после чего вызвала нас на трибуну, под аплодисменты всей школы. Она объявила, что нашему отцу, мистеру Агву, отныне не надо платить за обучение — и это вызвало еще больше аплодисментов.

Несмотря, однако, на эти очевидные выгоды, на славу в нашем районе и за его пределами, на то, что отец избавился от части финансового бремени, календарем М.К.О. мы дорожили намного больше. Он служил символом, свидетельством нашей связи с человеком, в которого верил и которому отдал свои голоса на выборах весь запад Нигерии. В календаре заключалась надежда на будущее, ибо мы верили, что мы — дети Надежды 93-го, союзники М.К.О. Икенна думал, что когда Вождь станет президентом, мы поедем в Абуджу, столицу, где заседает правительство, и нас впустят, стоит показать календарь. Что М.К.О. назначит нас на высокие должности и со временем сделает одного из нас президентом. Мы все в это верили и возлагали на календарь большие надежды. А Икенна взял и уничтожил его.

* * *

Когда метаморфоза Икенны приобрела катастрофический характер и стала угрожать нашей семейной идиллии, мать в отчаянии принялась искать решение. Она спрашивала. Она молилась. Она предупреждала. Все безуспешно.

Все очевиднее становилось, что Икенну, который некогда был нашим братом, словно запечатали в кувшине и бросили в океан, однако в день, когда пропал наш драгоценный календарь, мать была потрясена так, что словами не выразить. Когда она вечером пришла с работы, Боджа, сидевший посреди вороха обугленных клочков и давно уже рыдавший, собрал их в кулек и отдал ей со словами:

— Вот, мама, что стало с календарем М.К.О.

Мать сперва не поверила, и только увидев пустое место на стене, где прежде висел календарь, развернула кулек. Опустилась на стул возле гудящего холодильника. Она не хуже нас знала, что всего нам досталось два экземпляра этого календаря, и один из них отец с радостью подарил директрисе. Та повесила плакат у себя в кабинете — после того как пришли помощники М.К.О. хлопотать о стипендии.

— Что нашло на Икенну? — спросила мать. — Он ведь за этот календарь убить мог. Он за него с Обембе подрался.

Она несколько раз сплюнула: «Tufia!» — «не дай Бог» на игбо — и суеверно защелкала над головою пальцами, чтобы, поминая вслух то происшествие, не накаркать чего плохого. Икенна как-то побил Обембе за то, что тот прихлопнул севшего на календарь москита. На картинке осталось несмываемое пятнышко крови, прямо на левом глазу М.К.О.

Мать сидела и размышляла о том, что стало с Икенной. Она переживала, ведь до недавнего времени он был нашим любимым братом, предшественником, явившимся в этот мир вперед нас. Он открыл перед нами все двери, направлял нас, защищал и вел, держа в руке яркий факел. И пусть порой наказывал меня и Обембе или спорил с Боджей, он становился свирепым львом, если чужак смел угрожать любому из нас. Я не представлял себе, как обходиться без Икенны, как жить, не видя его, но именно это и стало происходить, а со временем выяснилось, что он намеренно причинял нам боль.

Увидев на месте календаря пустоту, мать ничего не сказала. Она лишь приготовила эба и разогрела горшочек супа из косточек огбоно. Накормив нас ужином, удалилась к себе. Я уж думал — спать легла, однако где-то около полуночи она вошла в комнату к нам с Обембе.

— Проснитесь, проснитесь, — растолкла она нас.

Я от неожиданности даже вскрикнул: прямо передо мной в кромешной темноте поблескивала пара глаз.

— Это я, — сказала мать, — слышишь? Это я.

— Да, мама.

— Чш-ш-ш-ш… не кричи. Нкем разбудишь.

Я кивнул. Обембе не закричал, как я, но тоже кивнул.

— Хочу вас кое о чем попросить, — прошептала мать. — Вы окончательно проснулись?

Она снова потрепала меня по ноге. Я дернулся и громко ответил:

— Да!

Обембе повторил за мной.

— Ehen, — пробормотала мать. Вид у нее был такой, будто она долго плакала или молилась, а может, плакала и молилась одновременно. Незадолго до этого дня — а если точно, еще когда Икенна отказался идти с Боджей в аптеку, — я спросил у Обембе, почему мать так много плачет, ведь она не ребенок и ей по возрасту не положено часто лить слезы. Обембе признался, что не знает, но думает, что женщины вообще плаксы.

— Послушайте, — сказала мать, присаживаясь на кровать, — я хочу, чтобы вы рассказали, из-за чего раздор между Икенной и Боджей. Уверена, вы оба знаете, поэтому отвечайте. Быстро, быстро.

— Я не знаю, мама, — ответил я.

— Нет, знаешь. Что-то явно произошло: драка ли, ссора… Но что-то случилось. Подумай.

Кивнув, я попытался сообразить, чего от нас хочет мать.

— Обембе, — обратилась она к моему брату, наткнувшись на стену молчания.

— Мама?

— Скажи мне, своей матери, из-за чего произошел раздор между твоими старшими братьями? — попросила она, только на сей раз по-английски. Подтянула узелок обернутой вокруг груди враппы, как будто та начинала сползать. Мать всегда так делала, когда нервничала. — Они подрались?

— Нет, — ответил Обембе.

— Это правда, Бен?

— Да, правда, мама.

— Fa lu ru ogu — они повздорили? — спросила она, снова переходя на игбо.

Мы вразнобой — Обембе чуть отстал от меня — ответили: «Нет».

— Так что же тогда случилось? — немного помолчав, спросила мать. — Говорите же, мои принцы. Обембе Игве, Азикиве, gwa nu mu ife me lu nu, biko, мои мужчины! — взмолилась она, пытаясь растопить наши сердца ласковыми прозвищами, к каким прибегала в такие вот моменты, когда хотела выведать у нас что-нибудь. К Обембе она обращалась, словно к игве, традиционному королю, а меня пожаловала именем первого коренного нигерийца — президента нашей страны, доктора Ннамди Азикиве.

Обембе уставился на меня, и сразу стало ясно: что бы он ни скрывал, сейчас — когда мать его молит — готов все выложить. Мать уже победила: стоило еще раз повторить ласковое обращение, и Обембе раскололся. Родители хорошо умели копаться в наших головах; знали, как вытянуть ответы из глубин наших душ, и порой казалось, что они наперед знают все, о чем спрашивают, просто ищут подтверждения.