– Хочешь получить одним из них? – угрожает она.
Я поднимаю руки в защитном жесте.
– Хороший проект, знаешь, маленький, но прикольный. Я прекрасно подхожу для главной роли.
Но что-то она не радуется. Я внимательно изучаю ее.
– А что не так?
– «Звездная россыпь», – просто отвечает она.
– Не совсем понимаю.
Она медленно выдыхает.
– Дело в «Звездной россыпи». У него масса последователей, фанаты повсюду. Эти Звездные Стрелки. Если вокруг фильма поднимут шумиху, если на него обратят внимание, он завоюет успех.
Я внезапно понимаю.
– Если будут сиквелы «Звездной россыпи», ты не сможешь играть ту роль.
– Это противоречит контракту, – вздыхает она. – Мне уже двадцать два, Дэриен. И я женщина. Понимаю, тебе все это очень нравится, но меня раньше спишут на скамейку запасных. Я не могу тратить три года на роль космической Принцессы. Им не дают «Оскар». – Она хмуро берет еду, отделяя зеленые бобы от мяса. – Такой вот трамплин получается. Уж лучше бы, наверное, фильм провалился. – Она вздыхает, смотрит на меня огромными извиняющимися глазами. – Прости! Я не это имела в виду. Просто само вырвалось. Я знаю, ты мечтал об этой роли. Извини. Я невыносима.
– Все хорошо. – Я запрокидываю голову, уставившись на мерцающие оранжевые прожектора. – Когда был ребенком, я постоянно ощущал себя не в своей тарелке. Как лишняя деталь в пазле. А потом нашел «Звездную россыпь» и его фэндом. И Брайана. И впервые подумал: вот оно, Карминдор совсем как я. Теперь я могу стать Карминдором. Но что если я не создан быть им и фильм провалится из-за меня? Тебе, возможно, не о чем волноваться.
– Ты серьезно? Или забыл о ежедневно визжащих банши около съемочной площадки?
– Они тут ни при чем! – раздраженно перебиваю я. – Я о настоящих фанатах. Как ты и сказала, они сбегутся, и я им, похоже, не по вкусу.
Джесс наклоняет голову.
– Тебе нравится Бэтмен?
– Я фанат, – вздрагиваю я.
Она берет маленький кусочек барбекю, медленно пережевывает. Я понял, что она всегда так ест. Смакует маленькие кусочки, ест по капле, как птичка.
– Так кто тебе больше нравится, Вал Килмер или Кристиан Бейл?
– Да никому в здравом уме не может нравиться Вал Кил…
Она мычит.
– Означает ли это, что ты не настоящий фанат?
– Почему это?
– Если тебе один Бэтмен нравится больше другого. А какой Бэтмен должен нравиться настоящему фанату?
До меня доходит, что она имеет в виду.
– Наверное, зависит от фаната.
Джесс кивает.
– Мы актеры и все, что можем, – это вжиться в личность персонажа, сыграть его максимально хорошо. Мы – инструменты. Мы читаем ноты на странице и интерпретируем их.
Она делает вид, что берет скрипку и играет на ней медленную трогательную мелодию, нежно закрыв глаза. Интересно, в другой жизни она когда-нибудь играла на скрипке?
– Я думал, тебе все равно, – дразню я ее. – Ведь это не фильм на «Оскар».
Она обрывается на половине ноты и роняет невидимую скрипку.
– Вовсе нет. Но, как я сказала, мы – оркестр, и если ты фальшивишь, я тоже буду звучать плохо, – она избегает моего взгляда.
– Признайся, тебе нравится быть Амарой.
Она резко выдыхает.
– Никогда!
– Джессика! – зовет ассистентка, ее голос эхом раздается в пустом здании. – Телефон!
Джесс быстро подскакивает, видимо, ожидала звонка.
– Ради фанатов, верно? – бросает она и торопливо уходит, по пути забирая телефон у ассистентки.
Я достаю мой телефон, вспоминаю посты в блоге. Все унизительные комментарии в сети. Джесс нарисовала очень милую картинку оркестра, но если мы и оркестр, то я – первая скрипка, которую фанаты облили бензином и дали в руки спичку, чтобы видеть, как я играю, объятый пламенем.
У меня много новых сообщений, все от Элль.
Элль, 19:47
– О нет! У тебя проблемы из-за меня?
– Извини!
– Я не буду больше так много тебе писать, обещаю и клянусь.
А есть и фанаты вроде Элль, люди, как она. Даже если ей в итоге не понравится моя версия Карминдора, я отдам всего себя этой роли. Потому что она заставляет меня стать лучше. Ради нее мне хочется играть от всего сердца, охваченным пожаром, играть и играть, пока не сгорю дотла, как умирающий красный гигант.
19:49
– Ш-ш-ш, пусть беснуются.
– Я бы на твоем месте клятвенно пообещал не останавливаться.
Элль, 19:50
– Правда?
19:50
– Правда. Мне нравится говорить с тобой.
Элль, 19:51
– Почему?
«Десять минут!» – кричит кто-то. Я подскакиваю. Руки у меня немного дрожат от нетерпения написать все, что я на самом деле думаю. Я набираю, не успев остановиться.
19:52
– Я не могу не думать о тебе.
– Это сумасшествие, мы ведь не знаем друг друга. Но, кажется, я хочу с тобой познакомиться.
– Я веду себя как дурак, да?
– Дэриен? Где этот ребенок? – это Амон.
– Здесь я! Иду! – кричу я, вспрыгивая на ноги.
Но сначала в последний раз смотрю на телефон.
Элль, 19:53
– Я бы тоже хотела с тобой познакомиться, Кар.
– Чтобы ты был здесь.
– На самом деле.
Ком встает в горле. Я бы тоже очень хотел быть там, но существует сотня тысяч причин, почему этого никогда не случится. Не может быть.
– Эй, герой! – окрикивает меня постановщица трюков с другого конца звукового павильона, в руках у нее страховка.
Я убираю телефон в карман куртки Карминдора, пытаясь придумать, как объяснить Элль, что ей не понравится встреча со мной.
* * *
Я освобождаюсь только через два часа. Освобождаюсь – значит еду в Олимпийский парк на беговую тренировку. Потому что кинозвезда должна работать даже в свободное время.
Лонни хрипит позади меня:
– У тебя все хорошо?
– Конечно, почему нет? – Ну, если не считать того, что у меня колотится сердце, причем не от физической нагрузки.
Олимпийский парк находится в самом сердце Атланты, но в нем стоит тишина. Ночью здесь должно быть закрыто, а ночной сторож узнает меня и пропускает за ограду. Полезно иметь легкоузнаваемое лицо. Или телохранителя-великана. Я один, легкие качают воздух, ноги стучат по мостовой. Это должно приводить в чувство, придавать ясность мыслям. И мне хочется сказать Элль правду, что я бы тоже очень хотел быть с ней. Но нет такой вселенной, где это было бы возможно. Я могу быть там единственным известным мне способом, но этого недостаточно.