Врангель придавал важное значение православной церкви как институту, призванному привить народу нравственное начало.
Сначала было реорганизовано военное духовенство. Отцу Георгию Шавельскому, бывшему протопресвитеру армии и флота, «разбитому душой, глубоко морально потрясенному», Врангель поручил «ознакомиться на месте с положением наших беженцев за границей». Управляющим военным духовенством 31 марта был назначен епископ Севастопольский Вениамин.
Епископ Вениамин (Федченков) был самым близким к Врангелю церковным деятелем, которому Петр Николаевич полностью доверял. Впоследствии он «сменил вехи», вернулся в СССР и стал митрополитом. Одна из глав его изданных в СССР мемуаров «На рубеже двух эпох» называется «Генерал Врангель».
«Я озаглавливаю эту главу именем одного человека потому, — объяснял архиерей, — что он был действительно центральною личностью, воодушевлявшей Белое движение под его управлением. Был до него генерал Деникин, но то время, гораздо более продолжительное, не было окрашено его именем. Говорили: „деникинцы“, „белые“, „кадеты“, но редко: „генерал Деникин“. А здесь про все движение обычно говорилось кратко: „генерал Врангель“ или еще проще: „Врангель“…»
По прошествии многих лет престарелый архиерей вспоминал те настроения, которые владели защитниками Крыма:
«Казалось бессмыслицей продолжать проигранную борьбу, а ее решили опять возобновить. И мало того, еще надеялись на победу. Мечтали, и среди таких наивных был и я, о Кремле, о златоглавой Москве, о пасхальном трезвоне колоколов Первопрестольной. Смешно сейчас и детски наивно. Но так было. На что же надеялись?
Оглядываясь теперь, двадцать три года спустя, назад, я должен сказать — непонятно! Это было не только неразумно, а почти безумно. Но люди тогда не рассуждали, а жили порывами сердца. Сердце же требовало борьбы за Русь, буквально „до последней пяди земли“. И еще надеялись на какое-то чудо: а вдруг да всё повернется в нашу сторону?! Иные же жили в блаженном неведении — у нас еще нет большевиков, а где-то там они далеко. Ну, поживем — увидим. Небось?.. Были и благоразумные. Но история их еще не слушала: не изжит был до конца пафос борьбы. Да и уж очень не хотелось уходить с родной земли. И куда уходить? Сзади — Черное море, за ним — чужая Турция, чужая незнакомая Европа. Итак, попробуем еще раз! А может быть, что и выйдет? Ведь начиналось же „белое движение“ с 50 человек, без всякой земли, без денег, без оружия, а расползлось потом почти на всю русскую землю. Да уж очень не хотелось уступать Родину „космополитам-интернационалистам“, „евреям“ (так было принято думать и говорить про всех комиссаров), социалистам, безбожникам, богоборцам, цареубийцам, чекистам, черни. Ну, пусть и погибнем, а всё же — за родную землю, за „единую, великую, неделимую Россию“. За нее и смерть красна! Вспомнилось и крылатое слово героя Лавра Корнилова, когда ему задали вопрос:
— А если не удастся?
— Если нужно, — ответил он, — мы покажем, как должна умереть Русская армия!
Исторические события, как большого, так и малого размера, двигаются, по моему мнению, не столько умом, сколько сердцем, стихийно. А когда этот дух испарится, движения умирают. Так бывает в жизни каждого человека, так же совершается и в жизни народа. А разве малая пташечка не бросается безумно на сильную кошку, защищая своих птенчиков? У нас еще есть клочок земли, есть осколки армии, и мы должны бороться! Мы хотим бороться! Мы будем бороться! И притом ясно, что наше дело хорошее, правое, святое, белое дело! Как не бороться за него до последней капли крови?!
И снова вспоминается мне та кучечка безусых юнцов-аристократов у костра возле Перекопского вала, которые с грустью и явным уже маловерием спрашивали меня во тьме ночной:
— Батюшка, неужели мы не победим? Ведь мы же за Бога и за Родину!
— Победим, победим, милые! — утешаю их я, и сам не вполне уже веря в нашу победу…»
Об отношении самого Врангеля к православию и церкви Вениамин писал:
«По постановлению нашего Синода на 12–14 сентября (старого стиля) было назначено всеобщее покаяние в грехах… Я получил от какого-то ревнителя благочестия жалобное письмо: „Владыка, где же наше начальство? Почему никого из них не видно в храмах? Неужели лишь рабочим нужно каяться, а не им?“
И дальше в таком роде.
Я потом передал содержание письма Врангелю, да еще, кажется, и при жене. Он ответил нам:
— Владыка! Мы тоже верующие. Но у нас иное было воспитание в семьях и школах, мы не афишировали нашей религиозности, даже стеснялись показывать ее. Нас тоже можно понять, да и дел масса.
Тут есть правда. Сам генерал — я это знаю — исповедовался и причащался. Не могу забыть и тех трех крестов его, какими он молился перед принятием главного командования».
Врангель, несомненно, искренне верил в Бога. «Я сам человек верующий, — признавался он Г. Н. Раковскому, — и придаю огромное значение правильно поставленному религиозному воспитанию». Он считал, что православие должно стать одним из средств поддержания морального духа армии и народа, в котором он видел основу возрождения России.
Четвертого июня совет при главнокомандующем постановил:
«1. Признать, что учреждение в настоящее время самостоятельного Управления Исповеданий не представляется необходимым.
2. Возложить Управление делами Православного Вероисповедания на Высшее Церковное Управление на основаниях, установленных Всероссийским Священным Собором.
3. Передать дела Инославных Исповеданий в ведение Гражданского Управления, по Отделу Внутренних Дел.
4. Предоставить Председателю Высшего Церковного Управления участвовать в заседаниях Совета при Главнокомандующем, с правом совещательного голоса, по делам, касающимся Православной церкви, а также по делам, непосредственно связанным с важнейшими жизненными интересами Государства и русского народа».
В дальнейшем по просьбе главы Церковного управления архиепископа Таврического Дмитрия Врангель удалил из постановления оговорку «с совещательным голосом».
Еще в конце марта епископ Вениамин обратил внимание Врангеля «на угрожающий упадок нравственности в армии», поскольку «междоусобная война со всеми ее ужасами извращала все нравственные понятия, грязнила душу». В связи с этим главнокомандующий 10 апреля включил Управление военным и морским духовенством на время военных действий в состав своего штаба и учредил десять должностей «проповедников армии». Управлению был предоставлен «вагон-церковь» для совершения богослужений в местах, где не было храмов.
Врангель писал в мемуарах: «В связи с общей работой по возрождению армии я считал совершенно необходимым не только беспощадную чистку ее от порочных элементов, но и проведение целого ряда мер для повышения нравственного уровня в войсках, в том числе и духовно-религиозного воспитания».
Еще одна проблема, вставшая перед правителем юга России и требовавшая безотлагательного решения, — чиновничья волокита. 13 мая Врангель отдал приказ: