Федор Чижов - читать онлайн книгу. Автор: Инна Симонова cтр.№ 83

Главную причину начавшейся 12 апреля 1877 года Восточной войны Чижов усматривал в интригах англичан, которые предпринимали энергичные меры к завоеванию симпатий балканских славян и при этом всеми доступными им способами стремились опорочить Россию. Как и в Крымскую войну, он видел в событиях, происходящих на Балканах, противоборство двух непримиримых сил: поддерживающего Турцию Запада, который обречен на окончание своего исторического существования, и славянства, открывающего собой новый период в истории ^[556].

Говоря о целях, которые преследовала Россия в войне, Чижов писал: «Англичанам и всей Европе пришло на ум, что Россия непременно хочет расшириться… тогда как Россия и ногами, и руками готова отбиваться от каждого расширения пределов в Европе. Завладеть славянами значило бы приобрести страшного внутреннего врага, хуже поляков. Они не привыкли ни к какому стеснению со стороны государства, а в России две трети жизни общественной и частной отданы властительству государства, — никому не приходит на ум безумная мысль о каком-нибудь присоединении славян. Но помогать сильно страждущим и угнетенным единственно за родство с нами есть наш долг человеческий. Англия действует тут страшно подло…» ^[557]

Поддержка Чижовым освободительной борьбы южных славян была лишена великодержавных панславистских идей и целей. Помощь со стороны России, по его мнению, не должна была сводиться к подгонке освобожденных от турецкого владычества славянских братьев «по русскому образцу». Напротив, он предлагал, не навязывая им собственных представлений о будущем административно-политическом устройстве, учитывать их исторические, этнографические, культурные особенности и традиции и считал, как и тридцать лет назад, наиболее подходящей формой послевоенного устройства независимую балканскую федерацию ^[558].

Ход военных действий, как и предполагал Чижов, выявил неподготовленность России к войне. «Дела на Дунае скверны, — с горечью писал он. — Это бойня, а не война. Как я ни держусь, как ни верую, что мы останемся победителями, а начинаю трусить. Несостоятельность настоящего порядка государственного устройства выказывается так ясно, что уже не закроешь глаз. Двадцать два года постоянного мира… после несчастной Крымской войны, показавшей нам все неурядицы правительственные, — и что же? Куда ни сунемся, везде наше войско с меньшими силами против неприятельских; денег нет; одним словом, мы в таком положении, что даже и с турками можем заключить постыдный мир. Это ужас».

Чижов предсказывал, что Россия стоит накануне больших государственных перемен. Война «непременно сама собою укажет на несостоятельность правительства». Только переход к более контролируемой системе управления, включая безотлагательное расширение сферы деятельности местных земств, мобилизует дремлющий потенциал страны.

Верил Федор Васильевич и в боевой дух русской армии: «Энтузиазм, энергия, способность к самопожертвованию суть огромные военные силы; едва ли можно искать их в Западной Европе, привыкшей к удобствам жизни <и> весьма неохотно переносящей лишения»; Русско-турецкая война — «истинно народная… в самом ее ведении: народ, стихийные силы — чудо, нет им равных!..» ^[559]

В сущности, вся жизнь Чижова прошла «в делах» и «идеях». Личная жизнь не сложилась, да он и не помышлял о ней. Сердце его после кончины Катеньки Маркевич захлопнулось, никого более не впуская.

Последний отрезок отпущенного ему земного срока Чижов посвятил деятельному участию в финансово-промышленном учредительстве. Он без конца организовывал, строил, благотворительствовал. Его распорядок дня был до предела загружен: утром — правление Ярославской железной дороги, в полдень — правление Курской железной дороги, вечером — правление Московского купеческого банка. Кроме того, он находил время вести переговоры об образовании акционерного общества Киево-Брестской железной дороги, заниматься экономическим обоснованием и расчетами рентабельности Костромской и Киржацкой веток Ярославской железной дороги с перспективой продления их в Сибирь. Им было создано Ташкентское акционерное шелкомотальное общество, написан устав сельского банка в Полтавской губернии.

Чижов планировал сооружение окружной железной дороги вокруг Москвы, так как был убежден, что для города это будет «просто благодеяние»: «Во-первых, построится четыре моста через Москва-реку с проездом для экипажей и пароходов… Во-вторых, построится много станций для отправления товаров по всем дорогам без перегрузки и пассажиров — во все окрестности и на все дороги. В-третьих, на тридцать миллионов пудов будет меньше провезено извозчиками по городу Москве. Положим, по 60 пудов на воз, — и тогда 500 000 возов ломовых уменьшится на улицах Москвы. Город непременно будет сильно строиться… подвозка материалов строительных будет удобнее и дешевле, а потому и постройка домов значительно удешевится…» ^[560]

Совместно с А. И. Кошелевым Чижов был в числе учредителей при Московской городской думе двух коммерческих организаций: обществ водопроводов и газового освещения улиц. Ему даже довелось заниматься устройством и эксплуатацией в Москве сети банно-прачечных заведений.

«Я не могу привыкнуть быть старым, — писал в это время, испытывая неимоверный душевный подъем, Федор Васильевич. — В голове беспрерывно копошатся предприятия, то промышленные, то умственные начинания»; «Девиз мой: дело, после него — дело и после всего — дело; если есть дело, оно меня сильно радует»; «Вообще я от рождения сумасшедший, маньяк, всю жизнь прожил маньячествуя, переходил от одного увлечения к другому и теперь дошел до полного помешательства на промышленной деятельности»; «Являются новые предприятия; предприниматели обращаются ко мне; полагают ли они, что я… умен и опытен, нуждаются ли они во влиянии… право, решить не умею. А, между тем, действительно за мною идут капиталисты»; «До сих пор я уплачивал мои долги, вызванные моими предприятиями; теперь они почти все уплачены, а тратить деньги на жизнь я не умею и не вижу надобности усиливать траты на то, что никогда не составляло для меня непременной принадлежности жизни… Я работаю сильно, много получаю за работу, но никогда я не работал для того, чтобы получить больше денег: работа сделалась атмосферою моего <существования>, без нее я решительно пропал бы»; «Я совершенно такой же аскет труда, как бывали средневековые монахи, только они посвящали себя молитвам, а я труду»; «Исповедуясь искренне, думаю, что много работает тут и самолюбие… У меня оно не могло быть удовлетворено вялою деятельностью в науке, еще менее — пошлым чиновническим толчением воды; мне непременно давай живую работу ума, давай тревоги, заботы, волнения, иначе мне и жизнь не в жизнь!» ^[561]