Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор - читать онлайн книгу. Автор: Наум Синдаловский cтр.№ 92

После этого разговора Николаев будто бы снова получил свободный доступ в Смольный. 1 декабря 1934 года он разрядил в Кирова свой пистолет, сказав при этом: «Так будет с каждым, кто захочет спать с моей женой».

Так это было или иначе, но в Ленинграде истинным виновником смерти любимца города считали вовсе не Николаева. В этом можно легко убедиться по частушке, которую, озираясь по сторонам и понижая голос до шепота, передавали друг другу ленинградцы. Вариантов этой частушки множество. Но все они об одном и том же:

Сохранился любопытный анекдот.

Обратим внимание и на поразительную осведомленность питерского фольклора. Киров действительно был убит не в огромном – на всю длину здания – коридоре Смольного, а в его боковом ответвлении – тупиковом коридорчике. Это официальная версия.

Если верить тому же фольклору, Сталин убил Кирова из мести. Известно, что на XVII съезде партии многие коммунисты предлагали Кирову выдвинуть свою кандидатуру на пост первого секретаря ВКП(б). Преданный Киров отказался и в порыве братской любви к Сталину рассказал ему об этом. Сталин обнял его, прижал к груди и будто бы прошептал на ухо своему любимцу: «Я тебе этого никогда не забуду». И не забыл.

В последнее время появилась еще одна версия убийства Кирова. Правда, смахивает она, скорее, на легенду. Согласно этой версии, 1 декабря Киров не должен был быть в Смольном. Он и в самом деле остался дома и готовился к докладу, с которым должен был выступить вечером в Таврическом дворце. Однако днем ему будто бы позвонила Мильда Драуле и они договорились немедленно встретиться в смольнинском кабинете Кирова. Об этом каким-то неведомым образом узнал Николаев. Он срочно бросился в Смольный, ворвался в кабинет первого секретаря и застал-таки любовников в самый неподходящий момент. Его жена возлежала на кабинетном столе, рядом лежал Киров. Николаев выстрелил почти в упор. Эту версию, по утверждению ее авторов, доказывает и вычисленная в процессе следствия траектория полета пули, которая была бы иной, если бы тот роковой выстрел был произведен не в лежащего, а в идущего по коридору Смольного Кирова.

По малодостоверному преданию, Николаев погиб во время одного из допросов. Якобы его лично застрелил Сталин.

Буквально сразу после трагической смерти Сергея Мироновича Кирова в Ленинграде начались массовые аресты. Террор в рамках «Кировского дела» приобрел невиданный размах. Тысячи людей были расстреляны, сосланы, приговорены к тюремному заключению. «Кировская высылка», «кировцы», «убийцы Кирова» – такими мрачными определениями пополнился ленинградский фольклор того времени.

Чтобы не показалось, будто городской фольклор был однозначен в оценках деятельности последовательного большевика-ленинца, каким был на самом деле Киров, приведем еще одну легенду. В начале 1930-х годов Ленинградскому обкому партии совместно с управлением ОГПУ было поручено поставить точку в вопросе о месте захоронения сердца великого русского полководца М.И. Кутузова. Согласно легендам, оно было погребено отдельно от тела полководца, вблизи одной из военных дорог, где Кутузов скончался, в Силезии, на местном кладбище Тиллендорф. Было решено вскрыть могилу Кутузова в Казанском соборе и либо подтвердить, либо опровергнуть эти легенды. Участников акции вызвали в кабинет к Кирову. И они будто бы услышали следующее напутствие: «Надо вскрыть склеп и решить важнейший научный вопрос: где захоронено сердце Кутузова. А заодно и пошарить кругом, и если там окажутся ордена и регалии фельдмаршала, то их изъять». Видимо, любимец партии и народа, в конечном счете, был обыкновенным порождением необыкновенного времени. Говорят, когда на Кавказе узнали об убийстве Кирова, то изменили свое отношение к Сталину. Любовь к нему стала еще большей, так много зла натворил в тех краях «мальчик из Уржума», как любили ласково и нежно называть Кирова в советских школьных учебниках.

Только в одном 1935 году по так называемому «Кировскому делу» было вывезено из Ленинграда более 200 тысяч человек. На сборы давали три дня. Затем всех грузили в такназываемые «эшелоны слез», каждый из которых состоял из двух паровозов и шестидесяти вагонов. Иногда эти поезда называли «Дворянская стрела», по социальному составу отправляемых в ссылку ленинградцев дворянского происхождения. «Кировская высылка», или «Кировский поток», тянулся на Север, в лагеря, расположенные в пустынных заснеженных районах Коми АССР. «Здесь жили сто пятьдесят тысяч комиков и гораздо больше трагиков», – горько шутили сосланные ленинградцы. Другим местом ссылки была Сибирь. Название города Омска в то время расшифровывали как «Отдаленное Место Ссылки Каторжников».

Иногда ссылка в лагеря заменялась правом жить в других городах страны, за исключением семи крупнейших промышленных и административных центров, среди которых Ленинград стоял на почетном втором, после Москвы, месте. В народе это наказание получило название «Минус семь». Многие репрессированные остаток своей жизни должны были провести на Соловках, где советские методы социалистической перековки достигали наивысшей степени цинизма. Обреченные на советское перевоспитание, академические профессора, бывшие царские офицеры и священнослужители под музыку духовых оркестров, состоящих в основном из уголовников, ворочали огромные бревна (на блатном жаргоне – б аланы), подготавливая их к сплаву:

Город давних культурных традиций Ленинград шел к объявленному с невиданным лицемерием государственному «празднику» – 100-летию со дня гибели A.C. Пушкина, который должен был состояться в январе 1937 года. Ленинградцы особенно остро чувствовали фарисейский подтекст этого мероприятия. «Пушкин был первым, кто не пережил 37-го года», – говорили они и вкладывали в уста лучшего друга поэтов всего мира товарища Сталина короткую фразу с известным акцентом: «Если бы Пушкин жил не в XIX, а в XX веке, он все равно бы умер в 37-м». Согласно одному из анекдотов, Пушкин пришел однажды на прием к Сталину. «На что жалуетесь, товарищ Пушкин?» – «Жить негде, товарищ Сталин». Сталин снимает трубку: «Моссовет! Бобровникова мне! Товарищ Бобровников? У меня тут товарищ Пушкин. Чтобы завтра у него была квартира. Какие еще проблемы, товарищ Пушкин?» – «Не печатают меня, товарищ Сталин». Сталин снова снимает трубку: «Союз писателей! Фадеева! Товарищ Фадеев? Тут у меня товарищ Пушкин. Чтобы завтра напечатать его большим тиражом». Пушкин поблагодарил вождя и ушел. Сталин снова снимает трубку: «Товарищ Дантес! Пушкин уже вышел». По окончании всесоюзных пушкинских «торжеств» в интеллигентской среде родилась новая замогильная шутка: «Какая жизнь, такие и праздники».