Бессмертная жизнь Генриетты Лакс - читать онлайн книгу. Автор: Ребекка Склут cтр.№ 34

Когда я пришла к Карлтону и Руби Лакс — старейшим белым Лаксам в Кловере, они улыбались и болтали, пока вели меня от парадной двери в гостиную, заставленную пастельно-голубыми мягкими стульями и флагами Конфедерации. В каждой пепельнице стояло по флажку, несколько флажков — на кофейном столике, и один флаг в полную величину стоял в углу на подставке. Карлтон и Руби, муж и жена, были друг другу дальними родственниками. Оба они приходились родственниками Робину Лаксу — отцу Альберта, Бена и Уинстона Лаксов. Соответственно они были дальними родственниками также Генриетте и Дэю.

Карлтон и Руби поженились десятки лет назад, и за это время у них появилось столько детей, внуков и правнуков, что их было сложно сосчитать. Знали только, что больше сотни. Карлтону было за восемьдесят; он выглядел болезненным и хрупким, с такой бледной кожей, что она казалась прозрачной. Пучки волос, будто перезревший хлопок, торчали у него на голове, бровях, в ушах и ноздрях, а сам он сидел в большом кресле и бормотал что-то про те годы, когда работал в банке при табачном складе.

«Я выписывал чеки, — произнес он скорее для себя, — был табачным королем».

Руби тоже было далеко за восемьдесят, однако она сохранила острый ум, который казался на десятки лет моложе ее хилого тела. Она говорила одновременно с Карлтоном, рассказывала мне о своих родственниках, которые вели хозяйство на плантации Лаксов, и об их родстве с Беном и Альбертом Лаксами. На мое упоминание о том, что Генриетта была родом из Лакстауна, Руби выпрямилась в кресле и резко произнесла:

«А, так она цветная! Не пойму, о чем вы говорите. Вы же не о цветных, правда?»

Я пояснила, что хотела бы узнать и о белых, и о черных Лаксах.

«Что ж, мы никогда не были знакомы, — ответила она. — В то время белые и черные не пересекались. Не так, как теперь, и не могу сказать, что одобряю это. Не думаю, что это к лучшему».

Она замолчала и покачала головой.

«Так смешивать белых и черных, и в школе, и в церкви, и повсюду… кончится все тем, что белые с черными будут влюбляться и жениться друг на друге, и тому подобное… Не вижу в этом ничего хорошего».

На мой вопрос о родстве Руби и Карлтона с черными Лаксами супруги, сидя по разные стороны кофейного столика, так посмотрели друг на друга, будто я спросила, не марсиане ли они.

«У дяди отца было много цветных Лаксов-рабов, — ответила Руби. — Наверное, от него и пошла их фамилия. Очевидно, они взяли ее, когда покидали плантацию. Вот единственный вариант, который мне приходит в голову».

Уже после я спросила сестру Генриетты — Глэдис, что она думает об этом. И Глэдис, прожившая большую часть своих девяноста лет в миле от Карлтона и Руби, ответила, что никогда о них не слыхала.

«Черные и белые Лаксы — родственники, но мы никогда не пересекались», — пояснила она.

Она ткнула пальцем куда-то под кушетку, на которой я сидела.

«Достань письмо Лилиан», — попросила она сына Гэри.

Насколько Глэдис было известно, все родные братья и сестры Генриетты уже умерли; может быть, жива только одна, самая младшая — Лилиан. Последней весточкой от нее было письмо где-то в 1980-х годах, которое Глэдис хранила в обувной коробке под кушеткой. Лилиан писала: «Слышала, что папа погиб при пожаре» и спрашивала, правда ли это. Так оно и было: он умер в 1969 году, за двадцать лет до того, как она отправила это письмо. Однако больше всего Лилиан интересовало, кто и что рассказывал кому-нибудь постороннему о ее жизни. По ее словам, она выиграла в лотерею, она думала, что ее пытаются убить, потому что по округе ходили белые и спрашивали о ее жизни в Кловере, о семье и особенно о Генриетте. «Они знали такие вещи, о которых я понятия не имела, — писала Лилиан. — Мне кажется, нехорошо обсуждать других людей». С тех пор никто из родственников ничего не слышал о ней.

«Лилиан заделалась пуэрториканкой», — прижимая письмо к груди, сказала Глэдис.

Я взглянула на сидевшего позади нее Гэри.

«У Лилиан кожа была светлая, светлее, чем у мамы, — объяснил Гэри. — Она вышла замуж за пуэрториканца где-то в Нью-Йорке и с тех пор отрицала, что она черная, — обратилась в пуэрториканку, потому что не хотела больше оставаться черной».

Покуда клетки HeLa росли в лабораториях по всему миру как сорная трава, у вирусолога по имени Честер Саутэм родилась пугающая мысль: а что, если раковые клетки Генриетты могут заразить работающих с ними ученых? Гай и другие исследователи уже доказали, что у некоторых крыс, получивших инъекцию клеток HeLa, вырастали опухоли. Так почему это не может быть у людей?

Исследователи вдыхали воздух рядом с HeLa, трогали и переносили их из пробирки в пробирку и даже обедали за столами рядом с ними. Один из ученых использовал HeLa для получения вакцины от вируса обычной простуды, которую вколол — вместе с некоторым количеством клеток HeLa — более чем четырем сотням людей. И никто по-прежнему не знал, может ли человек заразиться раком от HeLa или других раковых клеток.

«Существует возможная опасность инициирования опухолевого заболевания в результате случайной инокуляции во время лабораторных исследований или в результате инъекции таких клеток или их продуктов, если они используются для производства противовирусной вакцины», — писал Саутэм.

Саутэм считался заслуженным и уважаемым исследователем в области раковых заболеваний и заведовал отделением вирусологии в Мемориальном институте онкологии Слоан-Кеттеринг. Он, так же как и многие другие ученые, верил, что рак вызывается вирусом или сбоями в работе иммунной системы и поэтому решил воспользоваться клетками HeLa для проверки этой теории.

В феврале 1954 года Саутэм набрал в шприц физиологический раствор, смешанный с HeLa, и вколол около пяти миллионов клеток HeLa в плечо женщины, недавно госпитализированной с диагнозом «лейкемия». Второй иглой Саутэм сделал тушью татуировку в виде небольшого пятнышка рядом с маленькой шишечкой, образовавшейся на месте укола. Таким образом, он знал, какое место на плече женщины надо будет осматривать спустя дни, недели и месяцы, чтобы посмотреть, развивается ли там рак такого же типа, что и у Генриетты. Ту же процедуру Саутэм повторил с дюжиной других онкологических больных. Он говорил, что проверяет их иммунную систему. При этом он помалкивал о том, что вводит чьи-то злокачественные клетки.

Через несколько часов плечо у всех пациентов краснело и распухало, а спустя пять-десять дней в области укола появлялись твердые узелки. Саутэм удалил несколько узелков, чтобы убедиться в их злокачественной природе, а другие оставил, желая посмотреть, будет ли иммунитет больного отторгать эти узелки, или же рак будет распространяться. Через две недели некоторые узелки достигли двух сантиметров в диаметре — примерно такого же размера была опухоль у Генриетты на момент начала облучения радием.