Степан Разин - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Сахаров cтр.№ 37

А казаки тем временем считали своих товарищей. Только за эту тяжелую зиму и весенние походы и бои потеряли они более пятисот человек.

К ним прибегали из побережных городков разные люди, говорили, что шах собирает против казаков новое войско.

В конце июля 1669 года Разин решил возвращаться на Дон через Астрахань.

Десять дней плыли под парусами казаки от Свиного острова до устья Волги.

На исходе десятого дня вдали показался русский берег, струги вышли на учуг астраханского митрополита Иосифа — Басаргу.

Нет, не мог отказать себе Разин еще раз пошарпать великого астраханского богомольца. Известно было, что митрополит в большой дружбе находится с разинским ненавистником воеводой Иваном Прозоровским, что не раз уже грозил он проклятьем казакам. Так получай же, святой отец. С ходу взяли казаки Басаргу, забрали себе соленую рыбу, икру, вязигу, клей, пограбили всякие нужные заводы: медные и железные котлы, топоры, багры, долота — пригодятся в дороге. Прихватили неводы, отняли у местных ловцов струги и лодки, перетащили к себе хлебный запас, Но не сразу двинулся Степан к Астрахани, донесла морская казацкая: сторожа, что идут из Персии две бусы, а чьи — неизвестно. Эх не потешится надо еще раз, бросили казаки учуг, не дограбили его и вышли в море — там и встретил персидского купца Мухамеда-Кулибека и вторую басу с шаховыми аргамаками, которых его величество Аббас II посылал в любительных поминках великому государю Алексею Михайловичу.

Не слушал Степан ни лепета персидского купчины, ни просьб людей, сопровождавших шаховых лошадей. Приказал атаман все купецкие товары забрать, к себе в струг и сына купца — молодого Сехамбетя, — пусть купец выкуп дает, как придет в Астрахань. Взял Степан и дорогих кровных коней вместе с бусой. После этого разинский караван направился: к Четырем Буграм — скалистому острову неподалеку от устья Волги

Степан не хотел сразу идти мимо Астрахани — нельзя: было без разведывания бросаться очертя голову в руки к Прозоровскому. Разин собирался: выждать, осмотреться, дождаться, как это было до сих пор под всеми крупными городами, тайных выходов к нему черных людей, разузнать у них доподлинно обо всем и лишь после этого действовать.

Два года не был Разин на Волге, о многом он знал, но о многом и не догадывался. Он все еще ждал против себя: новых ратей, новых окриков воеводы Прозоровского. Поэтому и ощетинились казаки на Четырех Буграх, поставили свой стан на самой вершине острова; кругом каменистые крутые берега, подступы к ним: поросли камышом, и есть к острову с воды лишь один узкий между камышами проход.

Любил Разин загадки своим врагам загадывать, любил селиться на кручах и на островах, также сделал он и на этот раз. Отсюда можно было сноситься с Астраханью, здесь хозяином был он, а не Прозоровский; посидим на Буграх, посмотрим, что станет делать астраханский воевода. А там видно будет.

А дела на Руси тем временем менялись. Не воровским, опальным от царя атаманом, учинившим мелкую шкоду, пришел теперь Стенька Разин под Астрахань, а опасным государевым преступником, перед именем которого трепетали воеводы и бояре по городам, стрелецкие головы, сотники и пятидесятники по крепостцам и острожкам. Бредила Стенькой вся голь перекатная от Астрахани до Нижнего Новгорода и далее. Люди бежали к нему со всех сторон, не ведая, где он и будет ли где. Донская голытьба ждала его как своего коренного атамана, черные люди по городам готовились к его встрече как к празднику, тщились хоть одним глазом посмотреть на невиданного чародея и простых людей заступника. Хорошо говорили о Стеньке и многие стрельцы — Стенька-де свой человек, за нас, за стрельцов простых, стоит и нас, стрельцов, жалует.

И над всем этим катилась по Российскому государству Степанова слава победителя бусурман и освободителя православных от шаховой неволи.

Такого запросто в колодки не забьешь, кнутом на площади не отхлещешь. Поднять руку на Разина означало для воевод — поднять руку на голодное и обозленное голутвенное казачество, на всех черных людей. Это хорошо понимала и Москва, это понимал и князь Прозоровский.

За время разинского похода волжские города были изрядно укреплены, сюда пришло еще несколько стрелецких приказов ^[22] с севера. По волжскому устью и на взморье день и ночь стояли береговые и морские караулы, чтобы сразу же дать знать о появлении казаков. Степан Разин должен был сразу же попасть в тесное кольцо мощных крепостей, стрелецких полков, опытных боевых воевод. Но задираться с ним желания у Москвы не было. Пусть астраханский воевода договорится с казаками миром, пусть Стенька принесет повинную царю, и тогда будут прощены все его тяжкие преступления против государя. Царь дал новую милостивую грамоту казакам и направил ее в Астрахань. Кроне отпущения вин, там говорилось, чтобы послужил теперь Разин со всем тщанием великому государю. Кроме того, воеводы сами не хотели ссориться со Степаном: может, с миром пройдет, на радостях и поминков отвалит — слухи ходили, что везет с собой Разин добра полные струги.

Но ничего этого не знал Степан, ощерившись на своих Четырех Буграх. Не знал он, что вышедший из Астрахани ему навстречу воевода Семен Львов нес с собой новую милостивую царскую грамоту, и когда неподалеку от острова вдруг показались пятьдесят львовских стругов, набитых битком стрельцами, Разин заколебался. Вот оно! Дал о себе сразу же знать воевода Прозоровский, дождался: своего врага казацкого атамана, видно, не забыли Разину за давностью ни волжского каравана, ни Беклемешева, ни Яицкого городка, а теперь вот еще — разгром Басарги и захват царских поминков.

У Разина не было на острове и тысячи казаков, лишь 22 струга привел он с собой из тяжелого персидского похода: что он мог поделать с такой невеликой силой против огромного астраханского войска? И второй раз за время похода смутился Разин.

Струги Львова подходили все ближе. Можно было уже различить пушки, поставленные у них на носах. Сейчас они ударят по разинскому стану, и полетят каменные брызги во все стороны. Львов шутить не любит, этого, как Беклемешева, в воду не кинешь. Еще утром Разин говорил казакам: «Если увидим, что равны нам силы, то будем биться, а нет — уйдем на Куму, а оттуда на Дон, по дороге еще отгоним у горских черкесов лошадей».

Теперь же у казаков была лишь одна мысль — бежать, только бежать, спасти захваченное добро, пройти незамеченными мимо Астрахани либо протоками, либо обойти ее степью, либо уйти на Куму, как говорил Степан. Но все уже смешалось, казаки бросились к стругам, стали спешно выгребать из узкого пролива в море.

Докладывал позднее князь Прозоровский в Москву великому государю: «И воровские… казаки, увидя ратных людей ополчение и стройство и над собою промысел, вметався в струги, побежали на море в дальние места. И он, князь Семен, шел за ними морем от Четырех Бугров з 20 верст и, видя, что их не угнать и поиску над ними учинить не мочно, послал к ним грамоту великого государя с Никитою Скрипицыным».

На этот раз ничего не приврал для Москвы астраханский воевода. Казаки опомнились лишь тогда, когда струги Львова остались далеко позади. В великом смущении сидел Разин в каком-то чужом, не своем, атаманском, струге. Он даже не помнил, как и оказался в нем. Все вдруг смешалось, не казацкое войско, а какая-то слепая, охваченная страхом толпа. Как бежали в одиночку из помещичьих усадеб, так и спасались кто во что горазд, как бог на душу положит. Все накопленное двумя годами его трудов и стараний рассыпалось прахом в какие-то несколько минут. Молчал Степан, молчали и казаки, будто очнулись от глубокого, дурманящего сна. И тут увидели, что от астраханской флотилии отделился один струг, машут на нем люди руками к ним, казакам, хотят говорить, а остальные львовские струги уходят обратно к Четырем Буграм.