Москва и жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Лужков cтр.№ 56

Все впустую. Идея предоставления Москве особого статуса для проведения реформ не встречала понимания среди российских парламентариев. Наоборот, стало расти предубеждение, что «Москва капризничает», «слишком независима», «чересчур самостоятельна», «неправильно трактует законы».

Итак, Попов решил уходить и выступил с этим заявлением на заседании московского правительства. Говорил, волнуясь. Вид переутомленный. Нездоровый. Видно, что очень устал. Не знаю, ожидал ли он отпора со стороны нашего правительства, но, выступая один за другим, министры категорически возражали против его отставки. Говорили, что это малодушие. Что он изменяет делу, ради которого мы все объединились. Что его уход ослабит исполнительную власть. Подорвет курс реформ. Ударит по реформаторскому крылу в Моссовете.

Последним выступил я и говорил то же, только, может быть, более жестко, скорее всего, даже слишком. Сказал, что это абсолютно неправильное решение. Что он еще не предпринял всех тех шагов, после которых можно заявлять об отставке. Не дошел до президента. Если Ельцин откажет в поддержке московским реформам, тогда дело другое. Но тогда уйдем и мы все, здесь сидящие. Потому что работаем не ради министерских кресел.

В тот же вечер я позвонил Ельцину. Просил принять московское правительство. Сказал, что речь пойдет о нашей реакции на заявление мэра об отставке. Президент согласился. И принял нас на следующий день. Слушал очень внимательно. Задавал вопросы. Сказал, что многое в нашей интерпретации ситуации было для него новым. Что его невключенность в московские проблемы оказалась результатом редких встреч. Что наши требования носят объективный, а не субъективный характер. Что он обещает решить все вопросы. И действительно, вскоре издал ряд указов, дававших Москве право на более быстрое — по отношению к другим регионам России — осуществление реформ.

Эта встреча стала реперной точкой, определившей весь ход будущих столичных преобразований.

Попов поначалу очень обрадовался. Сказал, что причины, заставлявшие его заявлять об отставке, отпали. Забрал назад заявление. Но червь сомнений, общая усталость, а главное, растущее несогласие с ходом российских реформ проделали, как вскоре выяснилось, свою черную работу.

Мы занялись очень интересной, казалось бы, для него деятельностью. По моей инициативе московское правительство в полном составе заявило о своей отставке. Настало время формировать новую систему исполнительной власти — «правительство реформ». Без старых бюрократических структур. Без громоздкого аппарата «управлений» и «подразделений». Без…

Но в самый разгар этой работы, когда казалось, мэр целиком поглощен ею, мы вдруг узнаем, что он встречался с президентом. Зачем? Просил разрешения уйти, а на освободившееся место утвердить кандидатуру вице-мэра Лужкова. Президент ответил согласием.

После всего вышеописанного это произошло так для меня неожиданно и произвело такое впечатление, что вечером, едва показавшись на пороге квартиры, я вызвал реплику ироничной Елены: «Никогда не думала, что увижу мужа в таком мэрском виде…»

Однажды накануне отставки, когда мэр в сотый раз объяснял, что должен уйти, а я в сто первый, что надо остаться, Попов тогда бросил фразу: «Но вы же помните, так случилось и в прошлом веке. После профессора Чичерина Москве понадобился «хозяйственник». Алексеев. Причем заметьте: Борис Николаевич (Чичерин, имею в виду) продержался городским головой лишь полтора года и мало что сумел сделать. А Николай Александрович — два полных срока. Сейчас Москве нужен именно такой человек».

Не знаю, схитрил ли профессор, желая увлечь меня игрой в исторические аналогии. Но уже на следующий день я нашел на своем столе пространный очерк современника об Алексееве, о котором я мало что ведал. А еще через месяц знал про московский стиль правления знаменитого городского головы все, что удалось разыскать.

И в своей книге хочу рассказать о нем, потому что его поступки повлияли на мои, когда я стал мэром и премьером правительства Москвы.

В конце 1881 года в Москву из Тамбовской губернии приезжает профессор Борис Николаевич Чичерин. Несколько лет он в тиши кабинета трудился над книгой «Собственность и государство» и теперь, ничего не подозревая, прибыл в Москву договариваться о публикации. Но какова же возникла общественная потребность в либеральном руководителе, если на следующий день москвичи предлагают профессору пост городского головы! Еще через неделю — официально выдвигают его кандидатуру.

Выборы назначаются на конец декабря. Мгновенно покупается земля с ветхим домиком (друзья дают деньги), чтобы выполнить условие об имущественном цензе. Спешно собирается Окружной cyд, ушедший было на рождественские каникулы, для совершения купчей. И вот перед самым Новым годом двумя третями голосов известный ученый, государствовед избирается главой московской городской власти. Блистательное начало. Но каково продолжение? Осуществил ли профессор что-нибудь из задуманного?

Увы, одной из главных своих задач он считал наведение порядка в городских финансах. Однако ликвидация дефицита местного бюджета наталкивается на скрытое, но мощное сопротивление заинтересованных лиц. Он хочет наладить регулярные отчеты о деятельности управы, но аппарат таков, что доклады приходится писать самому. Пробует организовать московский облигационный заем — однако и тут все вязнет в равнодушии купцов и беспомощности государственного банка. Начинает работы по переоценке городской недвижимости, но и этот вопрос остается для Москвы «вечным».

Короче, за какую бы проблему ни взялся уважаемый ученый, он всюду наталкивался на нечто необъяснимое. Он привык с университетской кафедры доказывать правоту своих концепций, в тиши библиотеки отрабатывать принципы передового социально-экономического устройства. Теперь он мог вроде бы осуществить задуманное, но любая попытка проваливалась, как в вату, а если что-то и получалось, то в таком виде, что лучше было не начинать.

Порочность российской управленческой ситуации — это видно при чтении мемуаров ученого — заключалась не в недостатке хороших идей и грамотных решений, а в отсутствии механизмов, которые делали бы любое решение осуществимым. На поверхности городской жизни спор шел между консерваторами, пресмыкавшимися перед имперской властью, и либералами, отстаивавшими права российских городов и граждан на собственное мнение. Но между этой «политикой» и жизнью пролегала как бы заколдованная зона, делавшая практически недееспособными как тех, так и других.

Именно в этом непроходимом бюрократическом пространстве решил действовать молодой купец, потомственный почетный гражданин Москвы Николай Алексеев. Его возмущала беспомощность властей. Он выдвинул свою кандидатуру против бездарного и угодливого купца Тарасова не потому, что причислял себя к другой партии, а потому, что вообще «ненавидел партийность» и «презирал общественную болтовню». Его современник писатель Амфитеатров, которому принадлежат эти слова, так изображает заседание московской думы под председательством Алексеева:

«Депутат: — Господа гласные! Слезы вдов и сирот…