Молодчий задачу выполнил – и ценнейшие сведения добыл, и крепкий удар с двух заходов нанес по чувствительным местам противника. Но домой шел – снова нырнув в облака, еле удерживая в руках этот, отчаянно чихающий правым мотором, насквозь продырявленный летательный аппарат. Садился на пробитые камеры, чудом не поставив самолет на нос. На земле все ахнули: живого места не было на машине, из баков тек бензин, левый киль с рулем поворота был срезан начисто.
Как же ее ремонтировать, сердешную? Это ж заводская работа! Несколько суток бились над нею бессонные техники, пока привели корабль в летное состояние.
В те дни на прикол для ремонта стало еще несколько машин, а три экипажа не вернулись с боевого задания вообще. Никогда.
Дальше цели пошли крупные – Брянск, Смоленск, Орша, Витебск… Названия русских городов звучали как боевые символы. У каждого свой нрав, и Молодчий на этот счет не заблуждался. Только грани суток чередовались – то днем, то ночью. Ну зачем днем, когда идут такие потери? Ночью – подсветил себе светящимися бомбами и прицеливайся спокойно. Относительно, конечно. Но время удара диктовалось оперативной необходимостью, а такие понятия, как живучесть или там безопасность, решающей роли в том, сорок первом году не играли.
Вот очередная задача – разбомбить железнодорожный узел Унеча. И выпала она Молодчему на ясный солнечный день.
Лететь в одиночку – безумие. Собрали кое-как звено. Но один самолет из-за неисправности остался на земле, второй возвратился вскоре после взлета – задымил мотор.
И идет на бой с врагом лейтенант Александр Молодчий один-одинешенек в бескрайнем ясном небе, всем напоказ.
За линией фронта его торопливо обстреляли, но не попали. А на подходе к цели взяли в клещи «мессершмитты-109» и, явно бравируя своим превосходством над одиноким скитальцем, пытались жестами рук и маневром принудить его к посадке, но доигрались – не заметили, как бомбардировщик постепенно приблизился к Унече, подвернул к точке прицеливания и, пока истребители, опомнившись, стали занимать огневую позицию, выложил бомбы по скоплению железнодорожных составов. Тут уж, освободившись от груза и почуяв свободу, Молодчий выжал из машины все, что мог. С запредельным креном, убрав газ, он буквально провалился вниз, вывел у самой земли и на бреющем, огибая лесные кроны и пригорки, ушел от потерявших его «мессершмиттов». От такого маневра у штурмана и стрелков-радистов появились синяки и ушибы, но зато все были целы.
Полк таял на глазах. Количество экипажей кое-как поддерживалось за счет остатков тех полков, что уже утратили свою боеспособность и были расформированы, а самолетов становилось все меньше и меньше.
Молодчий пока держался, но и он однажды – это было в октябре – не дотянул до своего аэродрома.
После ряда ночных рейдов он снова получил дневную задачу и, как всегда, аккуратно справился с нею, но над целью попал под мощный зенитный огонь и изрядно нахватал осколков, а при отходе был схвачен истребителями и те повредили ему левый мотор. В той драке стрелки все же сбили одного «мессера», и трудно сказать, чем бы дело кончилось, но тут подоспела наша территория, и остальные повернули обратно: как и все истребители, немецкие не любили драться за линией фронта.
Второй мотор тянул на полной мощности, но не выдержал – заклинился и загорелся. Молодчий, выбросив экипаж, умудрился приткнуться на фюзеляж у берега подвернувшейся речки и успел отползти от уже горевшей машины: он потерял сознание – удар при приземлении был крепок, – но вскоре очнулся.
Экипаж был цел, и это было самым главным.
Да, не всем и не всегда удавалось вернуться из боевого полета на свой аэродром. И Молодчий не был исключением. Но не было случая, чтобы он не пробился к цели и не нанес ей поражения.
Уже в то время он был одним из самых храбрых и умелых фронтовых летчиков: воевал с каким-то увлекающим азартом и в боевых делах среди летного состава стал признанным лидером.
В том же октябре лейтенант Александр Молодчий был награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза. В 21 год! Случай уникальный для Дальней авиации. Впрочем, опыт и профессиональное мастерство – это ведь категории качественные, а не количественные.
Ну а полк на пороге осени совсем поредел. Осталось всего три самолета, из которых только один можно было «привести в чувство»! Пришлось отправляться в заволжскую даль – снова формироваться и переучиваться, на этот раз осваивать Ил-4.
Опытные летчики, летавшие в прошлом на ДБ-3 (в том числе и Молодчий), овладели машиной быстро и помогли в том трудном деле новичкам, главным образом пришельцам из Аэрофлота.
На исходе учебы командир полка, прихватив свой штаб, во главе первой эскадрильи улетел на фронт, приказав остальным перелетать завтра. Но ни на другой день, ни на третий группу не выпускали: где-то на пути будто бы лежала сложная погода, а то, что экипажи умеют летать в облаках и ночью, – тыловой диспетчерской службе было ни к чему.
Через неделю Молодчий во главе группы из 6 экипажей затеял тайный побег – потребовал от местного начальства организовать тренировочные полеты.
– Тренировочные? Это пожалуйста.
И когда заговорщики поднялись в воздух, собрал всех в строй и повел на запад.
С земли трещали морзянки – требовали немедленного возвращения, а Куйбышев, где сидел главный центр управления полетами, грозя расправой, приказал поднять истребителей. Это серьезно: те могли и не разобраться – свои летят или немцы.
Пришлось рассредоточиваться и уходить в облака.
На земле Молодчего ждали и еще «тепленького» доставили в штаб. Взбучка была бурной, но обошлось. Под конец командир полка улыбнулся.
В общем, к декабрю полк с комплектом боевых машин вернулся под Москву, на базовый аэродром.
Уже шла Московская битва, и Молодчий не пропускал ни одного боевого вылета – носился над подмосковными полями и дорогами, ведя штурмовые действия по скоплениям войск и техники, наносил удары то по укрепрайонам, то по мостам и аэродромам.
Как и прежде, Дальнебомбардировочную авиацию рвали на части – командующие войсками фронтов требовали применения дальних бомбардировщиков именно в светлое время суток, с малых высот, назначая множество целей для мелких групп и одиночных самолетов. И отбиться от таких решений авиационным командирам не удавалось. А о прикрытии и речи не шло – истребители тоже занимались штурмовкой. Зато немецкие «эксперты» нападали на наши самолеты даже в темноте.
Один из них подкараулил в февральскую тьму самолет Молодчего. Вроде и атака была скоротечной, а дыр, гад, наделал немало. Тот «мессер» затеял было и второй заход, да подставился, и стрелки свой шанс не упустили – срезали его.
Но радости было мало – потек бензин, а до линии фронта еще полчаса. На резервной группе баков Молодчий к своим все же дотянул и, пока не заглохли моторы, перешел на снижение, еще не зная, где сядет. Экипажу дал команду покинуть самолет, но те уговорили командира оставить их на своих местах. Раз командир остается в машине, значит, и с ними все будет в порядке – верили ему абсолютно.