Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890-1918 - читать онлайн книгу. Автор: Мария Романова cтр.№ 66

Здесь он запнулся и, сунув трубку мне в руку, беспомощно махнул рукой и вышел из комнаты.

– Алло, – откликнулся вдалеке низкий, спокойный голос отца.

– Это я, Мария, – сказала я, вся дрожа.

– Ах, это вы. Я не знал, что вы уже приехали из Пскова. Когда же приедете нас навестить?

– Папа, здесь… не все в порядке, – произнесла я, глотая слезы, которые буквально душили меня.

– Что случилось? – спросил отец, в голосе которого теперь слышалась тревога. – Дмитрий…

– Да, папа.

– Но скажите же мне, что случилось?..

– Генерал Максимович только что сообщил Дмитрию, что по приказу императора он высылается на Персидский фронт. Он должен уехать сегодня же в сопровождении адъютанта императора. Во время поездки ему не разрешается ни встречаться, ни переписываться с кем-либо. – Слезы не дали мне продолжить; на том конце линии тоже молчали. – Алло… – проговорила я с трудом.

– Да, я здесь, – услышала я изменившийся голос своего отца. – Спросите у Дмитрия, хочет ли он, чтобы я приехал; я могу выехать на машине прямо сейчас…

Я повернулась к Дмитрию, который возвратился в комнату, и повторила ему вопрос отца.

– Нет-нет! В этом нет необходимости. Я не хочу беспокоить его. Прощаться с ним было бы слишком тяжело. Я и так доставил ему довольно горя.

– Папа, – повторила я, – Дмитрий боится побеспокоить вас, он просит…

Дмитрий взял у меня из рук трубку:

– Отец, я вас прошу, не приезжайте. Я стал для вас источником таких неприятностей и тревог…

Здоровье нашего отца было далеко не крепким. Мы оба понимали, что события последних дней еще сильнее расстроили его. Дмитрий больше ничего не мог выговорить и снова передал трубку мне.

– Это опять я, папа…

– Завтра, как только сможете, приезжайте к нам. Вы слышите меня? – взволнованно сказал отец.

– Хорошо, приеду, – ответила я.

После этого Дмитрий сказал еще несколько слов отцу и повесил трубку. Это был их последний разговор. Больше они никогда не увиделись друг с другом.

Мы вернулись в гостиную. Сообщение о высылке Дмитрия и Феликса Юсупова распространилось с необъяснимой быстротой. Телефон непрестанно звонил, и многие приходили за точной информацией. Но Дмитрий хотел видеть только самых близких людей, и Лайминг разговаривал с посетителями вместо него. Среди них были офицеры, которые предложили спрятать Дмитрия в городе; другие предлагали с его именем начать восстание.

Все эти предложения он слушал с глубоким волнением и некоторой горечью, умоляя своих слишком рьяных сторонников не осложнять ситуацию. Он сказал, что будет смиренно и послушно выполнять приказы императора. Все, к чему он стремился, присоединившись к заговору против Распутина, было поддержание авторитета императорской семьи, и сейчас у него нет никаких иных намерений.

Позже, в течение дня, Дмитрию сказали, что граф Кутайсов, адъютант императора, назначенный ему в сопровождающие на Кавказ, пришел повидаться с ним. Очень взволнованный, вошел граф. Затем последовала мучительная сцена. Исполненный негодования, расстроенный данным ему поручением, он чувствовал себя почти что тюремщиком, даже не пытаясь скрыть свои эмоции ни перед Дмитрием, ни перед всеми остальными; в конце концов, брат был вынужден еще и успокаивать его.

Чтобы завершить рассказ о настроениях, которые царили в тот день среди офицеров гвардии, я хочу добавить одну подробность. Назначение Кутайсова произвело на собратьев-офицеров такое впечатление, что после его возвращения с Персидского фронта они были готовы изгнать его из полка, и только с великим трудом их удалось отговорить от таких действий. При том состоянии умов это не выглядело странным – все в то время были так выбиты из колеи, что подобные настроения не были ни в малейшей степени удивительными.

Около шести часов вечера объявили о приходе шефа полиции. Он сказал Дмитрию, что все готово для отъезда. Специальный поезд отправится с Николаевского вокзала около полуночи. Дмитрия будут сопровождать Кутайсов и Лайминг, который попросил специального разрешения. Провожать их на вокзале никому не было позволено. Юсупов должен был уехать раньше в сопровождении одного из офицеров Пажеского корпуса.

Шеф полиции ушел; Дмитрий пошел укладывать вещи. Я осталась одна, совершенно потерявшая от горя рассудок. Старая, прочная конструкция, на которой строилась вся наша жизнь, твердые принципы и устои, с позиций которых мы смотрели на мир и думали, что знаем его, понимаем смысл нашего существования, – все это исчезло, развалилось. Что ввергло нас в этот хаос? Кто освободил эти темные, таинственные силы разрушения? Где справедливость? В чем мудрость? На чьей стороне правда: на стороне Дмитрия или на стороне царствующего дома, где в одиночестве правит неуравновешенная женщина?

Я не нашла ответов на эти вопросы. Но я хотела верить в будущее. Склоняясь горестно перед опрометчивым поступком своего брата и последствиями этого, я хотела верить, что его самопожертвование в такой чудовищной форме будет ненапрасным.

Забыв о себе, он встал между народом и императорской четой. Он стремился спасти своих монархов вопреки им самим. Смогут ли они когда-нибудь понять это?

Мои мысли перенеслись в Царское Село. Я представила императрицу, склонившуюся над постелью своего внезапно заболевшего сына. Распутин без конца повторял: «Пока я жив, цесаревич будет жить». Что она могла чувствовать по отношению к тем, кто отнял у нее единственный источник надежды? И, несмотря на мое враждебное отношение к ней, в тот момент мое сердце ощутило ее муки.

Эти мысли необъяснимым образом заменялись другими. Я переживала нечто вроде патриотического подъема, совершенно молодого, беззаботного, беспечного. Должен быть положен конец всему, что происходит в России, всему, что ведет страну к уничтожению. Конец режиму, который, судя по всему, изжил себя!

Но как же с Дмитрием? По каким соображениям, по чьему решению его отправили на Кавказский фронт? Сколько продлится его ссылка? Кто защитит его от мести сторонников Распутина?

Уложив вещи, Дмитрий вернулся, и уже в сотый раз мы стали взвешивать и обсуждать обстоятельства его отъезда. Теперь казалось, что единственным человеком, который мог оказать какое-то влияние на императора, была его мать. Все другие члены семьи истощили имевшиеся средства к убеждению. Мы решили, что я проведу два или три дня в Царском Селе, а затем поеду в Киев, где в то время жила мать императора Мария Федоровна и руководила работой Красного Креста. По дороге я должна была заехать в Москву повидать тетю Эллу.

Я страстно желала продолжить дело, начатое Дмитрием, и знала, что это облегчит его ссылку и сделает ее менее безнадежной, если он будет чувствовать, что кто-то постоянно действует от его имени.

За обедом мы разговаривали на другие темы, стараясь не задерживаться на тех, что терзали нас. После обеда пришел молодой капитан, преподаватель офицерского курса Пажеского корпуса, чтобы отвезти Юсупова на вокзал. Мы все спустились в вестибюль проводить его. Капитан в полной боевой выкладке ждал в некотором смущении на лестничной площадке.