– Не здесь! Там! – Лэнгдон указал на квартал, примыкающий к дворцу.
Амбра наклонилась к окну и посмотрела вниз, пытаясь понять, что так обрадовало Лэнгдона. Квартал за дворцом ограничивали четыре хорошо освещенные улицы, которые, пересекаясь, образовывали вытянутый по линии север-юг ромб. Почти правильный ромб, только правая нижняя сторона странно изогнута – к тому же на ней есть резкая закорючка, а потом кривая линия замыкает периметр.
– Посмотрите на очертания этого квартала, – сказал Лэнгдон. – Ромб с одной криволинейной стороной. Правой нижней.
Он ждал, пока Амбра догадается сама.
– Обратите внимание на два маленьких парка. – Он указал ей на миниатюрный круглый парк в центре квартала и полукруглый, побольше, справа.
– Что-то знакомое, – сказала Амбра. – Но не могу…
– Подумайте о живописи, – подсказал Лэнгдон. – В вашем музее Гуггенхайма. Подумайте о…
– Уинстон! – вдруг воскликнула она и, как будто не веря, посмотрела на Лэнгдона. – Очертания этого квартала – точная копия автопортрета Уинстона в нашем музее!
Лэнгдон довольно улыбнулся:
– Совершенно верно.
Амбра снова приникла к окну, с упоением разглядывая ромб. Лэнгдон тоже смотрел вниз, вспоминая автопортрет Уинстона – его странную форму, которая не давала ему покоя все это время, с тех самых пор, как Уинстон продемонстрировал ему причудливое подражание холстам художника Миро.
Эдмонд попросил меня нарисовать автопортрет, сказал тогда Уинстон. И вот что у меня получилось.
Лэнгдон уже понял, что парящий глаз в центре картины – фирменный знак Миро – скорее всего, точка, где располагается Уинстон. То самое место, из которого он смотрит в мир.
Амбра оторвалась от окна и с детским восторгом воскликнула:
– Автопортрет Уинстона – не подражание Миро, а карта!
– Совершенно верно, – кивнул Лэнгдон. – У Уинстона нет тела и облика. Единственное, что его физически характеризует – место, где он находится.
– А глаз, – сказала Амбра, – это же как под копирку глаз Миро! И поскольку глаз всего один, можно предположить, что именно там и находится Уинстон?
– Я тоже так думаю. – Лэнгдон повернулся к пилоту и попросил посадить вертолет в полукруглом парке. Пилот начал снижение.
– Господи! – воскликнула Амбра. – Кажется, я знаю, почему Уинстон выбрал стиль Миро!
– Почему?
– Дворец поблизости называется Педральбес…
– Педральбес? – переспросил Лэнгдон. – Ведь так же называется…
– Именно! Одна из самых известных картин Миро – «Улица Педральбеса». Возможно, Уинстон изучал историю этого района и выяснил, что он тесно связан с именем Миро.
Лэнгдон подумал, что это похоже на правду. Творческие способности Уинстона вызывали восхищение, и Лэнгдон вдруг поймал себя на том, что радуется предстоящей встрече с созданным Эдмондом искусственным интеллектом. Вертолет опускался все ниже, и Лэнгдон уже отчетливо различал темный силуэт большого здания в том самом месте, где Уинстон изобразил глаз на своей картине.
– Посмотрите, – сказала Амбра. – Похоже, это то, что нам нужно.
Лэнгдон пытался получше рассмотреть здание, скрытое за высокими деревьями. Даже с высоты оно казалось внушительным.
– Света не видно, – заметила Амбра. – А как мы попадем внутрь?
– Вряд ли там никого нет, – ответил Лэнгдон. – Эдмонд должен был оставить дежурных, особенно сегодня. Думаю, они впустят нас, когда узнают, что нам известен пароль. И будут только рады помочь нам запустить презентацию открытия своего шефа.
Через минуту вертолет приземлился в большом полукруглом парке в восточной части квартала. Лэнгдон и Амбра спрыгнули на землю, вертолет тут же взмыл в воздух и направился к стадиону, где пилот должен был ждать дальнейших указаний.
Они поспешили через темный парк к центру квартала. По дороге пересекли маленькую улочку Тиллерс и снова оказались среди деревьев. Впереди темнел силуэт здания.
– Ни одного огня нет, – прошептала Амбра.
– Зато есть забор, – хмыкнул Лэнгдон. Он хмуро смотрел на трехметровую железную ограду, окружавшую здание по периметру. Через прутья он пытался что-нибудь разглядеть, но за деревьями почти ничего не было видно. И ни одного огня.
– Туда. – Амбра что-то высмотрела. – Мне кажется, там ворота.
Они двинулись вдоль забора и скоро действительно подошли к турникету. Естественно, он был закрыт. Но там было переговорное устройство, и пока Лэнгдон раздумывал, что делать, Амбра нажала на кнопку вызова.
Послышались два гудка, потом установилось соединение.
Тишина.
– Алло, – повторяла Амбра. – Алло!
Молчание на том конце – лишь едва слышное жужжание открытой линии.
– Если вы вдруг нас слышите, – сказала она, – здесь Амбра Видаль и Роберт Лэнгдон. Мы близкие друзья Эдмонда. Мы были рядом с ним, когда его убили. У нас важная информация. Важная для Эдмонда. И для Уинстона. И, думаю, для всех вас тоже.
Раздался отчетливый «клик».
Лэнгдон немедленно толкнул турникет – тот свободно вращался.
Лэнгдон с облегчением выдохнул:
– Я же говорил, кто-то должен там быть.
Они быстро миновали турникет и двинулись по аллее к темному зданию. На подходе стали видны очертания крыши на фоне подсвеченного городскими огнями неба. Над крышей возвышался пятиметровый крест.
Амбра и Лэнгдон в удивлении остановились.
Не может быть, думал Лэнгдон. Гигантское распятие на крыше компьютерной лаборатории Эдмонда?
Он сделал еще несколько шагов и вышел на открытое пространство. Увидел фасад здания и все понял: перед ним была старинная готическая церковь с огромным окном-розеткой, двумя высокими шпилями и резным порталом над входом с изображением католических святых и Девы Марии.
Амбра с испугом смотрела на Лэнгдона.
– Роберт, похоже, мы вторглись на территорию церкви. Боюсь, мы пришли не туда.
Лэнгдон прочел табличку у входа и расхохотался:
– Нет, именно туда.
Об этом писали пару лет назад. Но Лэнгдон не обратил внимания, что речь шла о Барселоне. Высокотехнологичная лаборатория в бывшей католической церкви. Ничего не скажешь: лучшее место для воинствующего атеиста и его безбожного компьютера. Лэнгдон смотрел на переоборудованную церковь и только сейчас осознал дополнительный провидческий смысл пароля Эмонда.
Религий темных больше нет, царит блаженная наука.
Лэнгдон указал Амбре на табличку.