Предатель ада - читать онлайн книгу. Автор: Павел Пепперштейн cтр.№ 37

Супруги по имени Глен и Гвен Беатрис Поттер были офицерами британской разведывательной службы, специализировавшимися по радиоперехвату. В 1940 году, во время германского наступления на Париж, их девятилетний сын Гарри оказался в руках у немцев (он тогда жил в имении своего деда недалеко от бельгийской границы). Немцы вскоре выяснили, что Гарри — сын британских разведчиков, и на Глена и Гвен стали оказывать давление через подставных лиц с требованием работать на германскую разведку. Глен и Гвен медлили с ответом: согласиться на сотрудничество они не могли, потому что британской контрразведке было известно о факте пленения их сына, и супругов фактически отстранили от работы.

В сентябре 1940 года Глену и Гвен Поттер передали фотографию, на которой был снят их сын с вырезанными у него на лбу руническими буквами SS. Немцы сообщили, что он подвергнется еще более страшным истязаниям, если его родители откажутся от сотрудничества. Увидев эту фотографию, Глен и Гвен сели в автомобиль и направились в Суссекс. На полпути они свернули в лес и приняли яд. Они умерли в траве под деревьями, взявшись за руки, на пять лет опередив в этом парном самоубийстве своих врагов — Адольфа Гитлера и Еву Браун. По всей видимости, супруги Поттер решили, что этот поступок есть то единственное, что они могут сделать для спасения своего сына.

Это действительно уберегло Гарри от дальнейших издевательств. Мальчик стал не нужен, и его отправили в лагерь для интернированных иностранных детей. После войны Гарри Поттер вместе с другими английскими детьми вернулся в Англию. Он носил длинную челку, чтобы скрыть уродующие его лоб шрамы в форме букв SS.

Еще в Германии, в лагере, у него проявились телепатические способности. Он догадался скрыть это от немецких надзирателей. После возвращения в Англию его несколько месяцев обследовали в детской психиатрической клинике, но врачи пришли к выводу, что, несмотря на тяжелую травму, его можно считать здоровым. Его дядя по материнской линии сэр Сириус Темплтон взял его под свою опеку и отправил учиться в Харроу.

Мальчик рос малообщительным, замкнутым. Обычно он бывал крайне сдержан и немного заторможен, но порой у него случались истерики. Впрочем, зная об обстоятельствах его детства, трудно усмотреть в этом нечто удивительное. Все свободное время он проводил в библиотеке, роясь в старинных книгах. Изучил руническое письмо, интересовался оккультными и магическими практиками. В одной из книг, изданной где-то в середине XVIII века, он увидел гравюру: человек в длинном ниспадающем одеянии, на лбу у него начертан тот же знак, что и у Гарри. Подпись под картинкой лаконично извещала: «The Man chosen to keep the Key of All The Ways» (Человек, избранный хранить Ключ от Всех Путей). С того момента он считал себя магом.

Когда писательница Роулинг начала издавать свои книги о Гарри Поттере, он был уже немолод. После коммерческого успеха книг Роулинг он через своих адвокатов потребовал судебным порядком процент от гонораров за эти книги, но проиграл процесс. Говорят, он угрожал применить магию против Роулинг в случае, если она откажется поделиться с ним своими гонорарами, но в 1997 году он умер в Белфасте от сердечного приступа. То ли он так и не стал могучим магом, то ли писательница нанесла поражающий удар по своему герою во время одной из неведомых магических схваток между ними, где-то в туманном небе над вересковой пустошью. Она нанесла удар прямо в сердце, и маг погиб как Мерлин, убитый чарами леди Морганы, будучи не в силах противостоять женщине. Эта схватка никогда не будет описана в книгах о Гарри Поттере.

Потом я просмотрел рецензию — речь шла о романе «The Thrill» («Дрожь»), изданном в Нью-Йорке, который привлек к себе внимание публики тем, что его написал по-английски один русский писатель, который владел английским слабо, писал с грубыми ошибками, но это и принесло роману успех — английский язык его был так неправилен и прост, а писатель так непрост, что в совокупности это породило эффект успеха.

Пока я пил мелкими глотками свой грейпфрутовый сок, рецензент (в манере ленивого знатока вещей) сообщил мне, что автор пишет так, чтобы было понятно муравьям, но непонятно муравьедам, и местами в романе безусловно звучит искренний голос, но это вовсе не искренний голос, а искренние голоса, шепот и крики сердец, разбрызганных по миру, как кровь по комнате, где произошло жестокое убийство. Эти голоса звучат то ангельски, то по-детски беспомощно, то обретают демонические вибрации, и кажется, все они кричат о том, что на горизонте показались колоссальные приближающиеся фигуры — фигуры гигантских богов будущего. Когда читатель уже почти готов отбросить книгу, чтобы запретить себе растворение в эфирном потоке этих вопящих от страха или плачущих от разочарования голосов (а разочарования в наши дни боятся больше, чем страха, — об этом и написан роман), в этот момент автор вдруг позволяет себе небрежность, лень, излишество, скверный завиток, барство, что, наверное, должно напомнить отравленным жителям современного мегаполиса о привольном аграрном блаженстве, о счастье навеки исчезающих усадеб.

— Вот так виньетка! — воскликнул я, тыча пальцем в картинку под текстом. И, обращаясь к единственному человеку, находившемуся в этот момент кроме меня на веранде, — к молодой красивой женщине в очках, которая стояла у перил и внимательно созерцала ландшафт.

Девушка не удостоила меня ответа. Увы, даже не повернулась ко мне. Я крикнул:

— Представьте себе, здесь нарисован старина Иаков, то ли спящий, то ли в обмороке, голый старец, а из области паха у него поднимается в небо двойная спираль ДНК! Как это вам? Это ведь означает, что ангелы, снующие вверх и вниз между людьми и Богом, — это и есть синие и красные шарики, рибонуклеиновые ребята или как они еще там называются? Да как бы ни назывались, главное, что они наполняют наше тело смыслом!

Она не реагировала. Я подумал, что было бы вежливее подойти к ней, а не кричать все это, сидя за столом, но моя правая нога еще плохо мне повиновалась, и я понимал, что, пока я буду ковылять к ней, моя спонтанная реплика превратится из неожиданного цветка в холодный кал. И все же я подошел к ней, с трудом, но подошел и встал рядом, глядя на то, на что смотрела она. Перед нами раскинулся упоительный сосновый лес — стройные высокие сосны, сверху нежно окрашенные солнцем, превращались кое-где в чистое золото. Свежесть и покой достигали такой концентрации, что хотелось вдохнуть в себя весь этот лес вместе с его хрустальным хрустом. По аллеям леса ездили самодвижущиеся кресла-коляски, в которых спали пациенты санатория: в программу лечения входил обязательный «сон в движении» — для этого и придумали эти самодвижущиеся коляски, в которых люди спали, катаясь по прямым аллеям леса.

— Как здесь прекрасно! — воскликнул я. — Я приехал сюда из таких страшных мест, где мне приходилось заниматься такими нелегкими делами, что даже не верится, что есть на свете благословенные края, чистые, как ландыш, где хочется просто жить, дышать и улыбаться без всякой причины!

Загорелое лицо девушки оставалось замкнутым, почти каменным. В стеклах очков отражался лес. Впрочем, это не помешало мне заметить нежность и свежесть ее губ, настолько прекрасных, что мысль о поцелуе могла причинить боль. Наконец она произнесла: