Затем я наладил сигнализацию, которая, сработав, наделала бы много шума. У меня были с собой четыре ненадутых шара: зелёный, два красных и синий. Я их надул и положил в ямки под оградительной ниткой, с одной стороны грядок и с другой. А над шарами пристроил по доске с гвоздиками. Если бы грабитель, по моему расчёту, наступил на неё, шары бы бабахнули, а мы, пока он не успел опомниться, поймали бы его на месте преступления.
Потом я замотал Кышу голову мокрой тряпкой, чтобы она у него меньше болела.
В это время Анфиса Николаевна зачем-то развесила на верёвке тёплые вещи: байковое одеяло, варежки и пушистый платок. Я подумал, что она решила посвятить вечер борьбе с молью, и сказал:
– Наша бабушка клала в шкаф ветки полыни, и моль туда не залетала. Вы тоже так сделайте.
Но в ответ Анфиса Николаевна как-то странно сказала, скорей сама себе, чем мне:
– Сегодня прохладный вечер… Значит, будет холодная ночь… холодная ночь… – И добавила: – Не удивляйся, Алёша. Я всё делаю, как надо…
23
Вскоре пришла мама. Оказывается, пока она прогуливала еле ходившего из-за ломоты в костях папу, в «Кипарисе» произошёл отвратительный случай.
Папин сосед Федя, очень полюбивший кипарисовского павлина, заметил, что в павлиньем хвосте не хватает двух самых красивых перьев. Его все подняли на смех, но Федя клялся, что у него прекрасная наблюдательность и ошибка исключена.
После ужина Анфиса Николаевна спросила у мамы:
– Ирина, у вас с собой нет свитера? Желательно мужского.
– Конечно, есть. Я сама его вязала, – сказала мама, достала из чемодана папин белый в синюю широкую полоску свитер и поинтересовалась было, зачем он понадобился. Но Анфиса Николаевна только ответила:
– Спасибо. Не волнуйтесь за него! – и зачем-то повесила свитер рядом с байковым одеялом.
Потом я незаметно от мамы попросил дать мне и Кышу димедролу от перегрева. Анфиса Николаевна удивилась, что я правильно назвал лекарство, и выдала нам две таблетки.
После этого Анфиса Николаевна сказала, что, к большому своему сожалению, должна оставить нас одних и идти на дежурство. И, уговорив маму разрешить мне спать на улице, потому что ночной воздух Крыма – эликсир от всех болезней, ушла на дежурство. Но перед тем, как закрыть за собой калитку, обернулась, посмотрела на развешанные тёплые вещи и сказала:
– Просто невозможно поверить… Но я верю!
Таблетку для Кыша я растолок в большой ложке, размешал с водой, посадил его на колени, разжал зубы и влил лекарство подальше в горло, чтобы он его не выплюнул. Влил и сразу же дал заесть лимонной долькой. Кыш немного пофыркал, покашлял, помотал головой, но дольку съел.
Я тоже выпил таблетку и лёг. Луны в небе не было, и оно испугало меня своей чернотой. И в этой чёрной пустоте стояли, не мешая друг дружке, яркие звёзды. Вдруг я увидел, что одна звезда стронулась с места и плавно полетела к Большой Медведице.
Я крикнул:
– Мама! Смотри! Звезда летит! Прямо над чинарой.
– Ты меня напугал, – сказала мама, выглянув в окошко. – Это не звезда, а спутник.
– Какой?
– Наш «Космос», – сказала мама.
– Как это ты определила? – спросил я.
– Ты узнаёшь марки автомашин, а я – спутников.
– Ладно, ладно! – сказал я. – Меня не обманешь. Спокойной ночи!
– Я просто мечтаю о том, чтобы она была спокойной, – помечтала мама. – Только бы не было ночного боя с Волной!
– Пусть попробует напасть на больную собаку! Я ей задам! – сказал я.
24
Утром меня разбудила мама. Я не сразу сообразил, почему это настало утро. Ведь мне не снились этой ночью сны. Я пошевелился. Плечи и ноги почти не жгло.
– Алёша, открой глаза! – тревожным голосом говорила мама. Я открыл глаза. – Тормошу тебя целых пять минут! Вставай! Нас обокрали!
Я мгновенно вскочил с раскладушки, протёр глаза и хотел бежать к огурцам, но мама остановила меня:
– Смотри! Ни папиного свитера, ни одеяла, ни платка – ничего нет! А мы спали как убитые! Тебя самого могли унести!
– Куда? – спросил я для того, чтобы что-то сказать.
– Не задавай нелепых вопросов! Где Кыш? Боже мой! Его тоже нет! Кыш! Кыш!.. Всё! Я говорила, что собаку нужно оставить в Москве?
– Говорила, – сказал я и заглянул под раскладушку.
Кыш спал так же, как вечером, свернувшись в калачик. Он вроде бы не дышал. Я дотронулся до него. Он не вздрогнул и не пошевелился.
– Кыш! – позвал я.
Никакого ответа. Я поднёс к его влажному носу кость.
– Сторож называется, – сказала мама. – Хорошо хоть, что самого не унесли!
Я вытащил Кыша за две лапы из-под раскладушки, подул ему в ухо, и только тогда он, сладко зевнув, взвизгнул, открыл один глаз, удивлённо посмотрел на нас с мамой, встал и изогнулся потягиваясь. И, завиляв хвостом, откинул с глаз чёлку. Я понял, что он выздоровел.
– Что теперь делать? – спросила мама.
Я побежал к огурцам и удивился, убедившись, что нитки целы-целёхоньки, шары надуты, а огурцы не тронуты.
– Нам ещё повезло. Моя сумка с деньгами лежала на открытой терраске, – сказала мама.
Вдруг щёлкнул замок в калитке. И по дорожке быстро пошла к дому Анфиса Николаевна. За ней вприпрыжку неслась кошка Волна.
– Вот… всё унесли, – виновато сказала мама.
– Теперь я верю… Я знаю… Это ОН! – сказала Анфиса Николаевна. – Не беспокойтесь про свитер. Я возвращу его вам… Только ни о чём не расспрашивайте. Умоляю вас! Ладно?
– Вы успокойтесь… На вас лица нет, – сказала мама. – Идёмте пить чай.
И только она сказала эти слова, как в утренней тишине нашего сада раздался самый настоящий взрыв. Женщины вскрикнули, а Кыш припал от страха к земле. И на моих глазах Волна с душераздирающим «мя-яу», подпрыгнув на немыслимую высоту, зацепилась лапами за ветку персикового дерева и повисла на ней. Я понял, что Волна, обходя стороной Кыша, напоролась на мою воздушно-шаровую сигнализацию. Два шара, проколотые гвоздиками, взорвались и всех напугали. Кыш, однако, не стал лаять на Волну. Он сам испугался взрыва.
– Да-а… – задумчиво сказала мама. – Отдых!
Когда мы пили чай, я заметил, что она о чём-то хмуро думает и что настроение у неё по-прежнему тревожное…
После завтрака Анфиса Николаевна проверила мою кожу, пощупала лоб и обрадовалась, что у меня ничего больше не болит, а лишь немного щиплет ноги.
– Мы с Кышем спали как убитые и ничего не слышали, – сказал я.
Анфиса Николаевна ответила: