По следам "Турецкого гамбита", или Русская "полупобеда" 1878 года - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Козлов cтр.№ 80

Конечно же, все карты спутали братушки-славяне. Случилось то, чего и опасались в Петербурге: Сербия и Черногория объявили войну Турции. Это явилось поворотным моментом, своеобразной «точкой невозврата» в развитии всего Балканского кризиса.

Вместе с тем в Петербурге явно не учли одного элементарного хода, который мог совершить Андраши. Ему ничто не мешало просто выйти из инициативной позиции и полностью предоставить ее России. Вот именно такой ход Андраши и совершил в Рейхштадте. Он предпочел торговаться не до начала совместных действий, такой тип сотрудничества он сразу отметал, а только на тот случай, если Порта начала бы рушиться сама. Или же Россия решила бы в одиночку атаковать ее и уже военными средствами стала бы заступаться за балканских славян.

Александр II ехал в Богемию договариваться в интересах сохранения мира, а фактически начал договариваться на случай войны — в этом и состоял парадокс рейхштадтской встречи для российской стороны. Можно понять то подавленное состояние, которое часто овладевало российским императором и его канцлером в связи с Балканским кризисом. Они строили планы в одних целях, а события их вели к целям совершенно иным.

И пожалуй, самое главное. Именно с весны — лета 1876 г. перспектива распада империи Османов стала рассматриваться в Европе как весьма вероятное следствие развития кризиса на Балканах. А спусковыми крючками такого распада реально виделись только два сценария: нарастание вооруженных выступлений балканских славян и военное вмешательство России в их защиту. Был, правда, и третий — совместное выступление великих держав в защиту балканских славян. Однако этот сценарий лелеяли в своем воображении, пожалуй, лишь петербургские «концертмейстеры» с Певческого моста ^[548].

Мы никогда не узнаем, как обсуждалась в Рейхштадтском замке возможность вооруженного вмешательства России в Балканский кризис. Но то, что это обсуждалось, лично у меня сомнений не вызывает. Иначе трудно объяснить сами соглашения, где карты интересов сторон были, как говорится, выложены на стол.

А как же первый спусковой крючок распада Османской империи — вооруженные выступления балканских славян? Болгарское восстание к моменту встречи двух императоров было уже подавлено. Что же касается начавшейся сербо-черногорской войны против Турции…

Можно допустить, что в России решительные сторонники защиты балканских христиан за дымной пеленой славянской солидарности не разглядели реальных сил сербов и черногорцев. Но поверить в то, что в Вене не отдавали себе отчета в их слабости, весьма затруднительно. Ведь это были приграничные области Австро-Венгрии, явно не обделенные ее агентами на самых разных уровнях. Поэтому венское правительство понимало обреченность военной попытки Сербии и Черногории. И тем не менее оно не воспротивилось ей. Хотя одного слова Вены было бы достаточно, чтобы предотвратить такой ход событий. Вместо этого Андраши сообщил черногорскому князю, что военные действия княжеств против турок не должны затронуть интересов австро-венгерской монархии в регионе.

Комбинация Андраши выглядела так: выигрывают сербы и черногорцы — он сдерживает их претензии; одерживают верх турки — он усиливает свои позиции, защищая княжества от чрезмерно мстительных действий Порты. Андраши предвидел, что новоявленные борцы с Портой обречены. Более того, он не мог не понимать, что надеются они, прежде всего, на помощь России.

А с Россией, считал Андраши, надо договориться, на тот случай, если она, ведомая собственными мифами славянского заступничества, предпримет военную операцию на Балканах. Подобная операция может быть весьма выгодна венскому кабинету. Россия выполнит всю грязную работу, и в результате образуется принципиально новая ситуация.

Но российское правительство явно не хочет подставляться и стремится избежать подобного сценария, предпочитая бросать все силы на организацию совместного давления великих держав на Порту. И вот здесь военное выступление княжеств может оказаться как нельзя более кстати. Оно выполнит роль фитиля для разжигания «славянского пожара» внутри самой России. В результате ее войска могут оказаться на Балканах. На случай уж очень больших побед российского оружия им всегда можно найти противовес в Лондоне. Если же русские потерпят неудачу — это только усилит позиции Вены на Балканах. Весьма недурная и очень выгодная комбинация. Андраши, как осторожный и тонкий политик, вполне мог так думать. Да и не он один. Франц-Иосиф, по свидетельству русского военного агента в Вене Ф. А. Фельдмана, похоже, предполагал нечто подобное ^[549].

Видимо, Франц-Иосиф с Андраши думали, что они договорились с императором Александром и Горчаковым и тем самым застолбили собственные интересы. Но они еще не до конца вкусили всех особенностей российской внешней политики. Через полтора года их постигнет разочарование, и торг начнется заново. Слишком общий и нечеткий характер соглашений, их неформализованность, казалось бы, оставляли сторонам свободу политического маневра в сложной обстановке Балканского кризиса. Однако очень скоро подобная недоговоренность станет проблемой как для Вены, так и для Петербурга.

В конце июня 1876 г. радужное настроение императора Австро-Венгрии мрачными предчувствиями обернулось для российского самодержца, ибо векторы рейхштадтских соглашений и балканских событий стали все больше смыкаться в точке наиболее вероятного для него выбора — вооруженного вмешательства в Балканский кризис.

В том, что на Балканах «дело пойдет теперь быстро», Достоевский не ошибся. Как и следовало ожидать, сербские отряды были разбиты турецкими войсками Абдул-Керима-паши и отброшены в долину Моравы к Алексинацу и Делиграду. Не мешкая, турки развивали успех, тесня сербов, которые отбивались из последних сил. Отчаявшись в успехе и опасаясь за свою столицу, князь Милан собрал у себя 12 (24) августа 1876 г. представителей шести великих держав «и воззвал к их посредничеству для прекращения», как он выразился, «бесцельного кровопролития» ^[550]. Это было мило. Борьба за свободу в одночасье превратилась в «бесцельное кровопролитие». Просто в своем воинственном наскоке на турок сербы полностью провалились, и вот это было совершенно очевидно. По наблюдениям князя Мещерского, то, что творилось тогда в правящих кругах Белграда, было сплошной комедией «эксплуатирования добродушной в своем энтузиазме России». Особенно жестко Мещерский отозвался о князе Милане ^[551]. И неспроста…

После того как Россия открыла боевые действия против Турции, особенно в период плевненских невзгод, сербский князь строго соблюдал формальный мир с Портой, ориентировался на советы из Вены и вовсе не спешил помогать своим русским заступникам. Милан преспокойно отсиживался в Белграде и ждал, чья возьмет. Вступил же князь в войну только в начале декабря 1877 г., когда ее исход был уже предрешен. А через девять лет после описываемых событий, в 1885 г., сербское руководство, возбуждаемое Австро-Венгрией, объявило все-таки войну. Но не Турции, а новоявленной славянской Болгарии. Однако если венское правительство возбудило воинственность сербского руководства в 1885 г., то почему оно не могло сделать то же самое в 1876 г.?