«Читай. Смотри, как Англия кидается и вертится, — говорил он Скалону, протягивая ему телеграмму канцлера. — Уже было приказано ее флоту идти в Дарданеллы и даже употребить силу, а потом спохватились и остановили. Я знал, что Англия замолчит перед свершившимся фактом»
[1037].
19 (31) января в 18 часов были подписаны предварительные основания мира, а часом позже — заключено соглашение о перемирии. В дополнение к ранее предъявленным условиям турки согласились очистить дунайские крепости, Разград, а на Кавказе — Эрзерум. В Разграде, кстати, русским достался пороховой завод и патронная фабрика.
При обсуждении соглашения о перемирии русская сторона настаивала на полном очищении турками оборонительной линии между Деркосом и Беюк-Чекмедже и занятии ее русскими войсками. В четвертом часу дня к Николаю Николаевичу прибежал Нелидов и сообщил, что турки упорно противятся уступить эту линию, «говоря, что это — стены Константинополя», отстоящие от него всего лишь на 25 км.
«В таком случае пускай идут домой! — ответил главнокомандующий. — Впрочем, вот, что я могу еще сделать для них — и это единственная с моей стороны для них уступка — это, чтобы эта линия осталась нейтральной полосой: ни они, ни мы не будем ее занимать»
[1038].
Такое предложение и было зафиксировано в соглашении. Факт серьезной уступки был очевиден. Однако в связи с тем, что нейтральная полоса находилась дальше от тех пунктов, на которых перемирие застало передовые отряды русской армии, то последние все же получали возможность дальнейшего сосредоточения в направлении Константинополя. Конкретные сроки перемирия не были определены, однако было установлено, что оно продлится до заключения мира или разрыва переговоров. Такая формула была выгодна русской стороне, так как позволяла оказывать давление на турок перспективой, под тем или иным предлогом, прервать переговоры и возобновить военные действия.
…В кабинете главнокомандующего все присутствовавшие радостно поздравляли великого князя. В 19 часов вошел Непокойчицкий и доложил о подписании условий перемирия. Николай Николаевич крепко обнял и расцеловал Артура Адамовича, затем быстро вышел в приемную, где собралось много военных и штатских, и громко объявил о радостном событии: войне конец! Взрыв ликования — все бросились поздравлять главнокомандующего. Вырвавшись из этого счастливого окружения, великий князь перешел в соседнюю комнату, открыл окно и объявил об окончании войны стоявшему во дворе караулу. Мгновенно громоподобное «ура» заполнило весь двор и быстро выплеснулось на улицы Адрианополя. Пьянящий воздух победы с первыми запахами приближающейся весны — атмосфера мира и надежды. Конец войне — конец смертям и страданиям! Домой! Что может быть прекрасней и восхитительней! Но тревога в душах все же не унималась. А если это еще не конец и продолжение следует?..
Глава 17
О несовершенном телеграфе, английских броненосцах и упущенных возможностях
Вечером 19 (31) января главнокомандующий двумя телеграммами известил императора о подписанных основаниях мира и условиях перемирия. Телеграммы достигли Петербурга за два дня — это был еще приемлемый срок. В полевом штабе уже никто не удивлялся «скоростям» и в четыре, и в пять дней. Как выразились бы сегодня, трафик через Румынию полз как черепаха. Никак не удавалось проложить кабель по дну Дуная, и поэтому депеши, доставлявшиеся телеграфом до южного берега, уже на берег северный переправлялись в рукописном виде и только затем продолжали путь по телеграфу. В Адрианополь 20–25 января (1–6 февраля) продолжали приходить телеграммы от императора и канцлера, отправленные еще 16 (27) — 18 (30) января. И только вечером 25 января (6 февраля) от государя пришла поздравительная телеграмма, поданная 21 января (2 февраля):
«Телеграмму твою от 19-го числа о заключении перемирия только что получил и благодарю бога за достигнутый результат. Условия насчет крепостей признаю весьма выгодными. Сообщи мне, положен ли срок перемирию? Желаю, чтобы ты разрешил сыновьям моим возвратиться сюда на некоторое время»
[1039].
«Условия насчет крепостей», «сроки перемирия», «возвращение сыновей» — и все?! Очевидная скупость телеграммы императора вызвала у главнокомандующего недоумение. Чувствовалось, что известие о заключении перемирия и подписании условий мира отнюдь не вызвали у Александра II того прилива радости, который захлестнул всю армию. И вскоре эти предчувствия подтвердились.
23 января (4 февраля), в очередной раз совещаясь с канцлером и военным министром, император, по словам Милютина, «высказал нам свое убеждение», что, несмотря на перемирие, мы «не должны ослаблять наших военных мероприятий, а напротив того, следует держаться в полной готовности к возобновлению и даже развитию борьбы (курсив мой. — И.К.)»
[1040]. До боли знакомый «репертуар»: 18 (30) января Александр II, по сути, отвергает просьбу главнокомандующего о подготовке к переброске на Босфор одной пехотной дивизии X корпуса, а спустя пять дней — вновь призывает к «развитию борьбы». 26 января (7 февраля) император продолжил эту тему в письме к великому князю:
«…признаюсь тебе откровенно, что я крепко не верю искренности турок в принятии ими всех наших предварительных мирных условий и вижу в этом уловку, внушенную им Англией, а может быть и Австрией… Во всяком случае, в главных наших требованиях, насчет Болгарии, мы никаких уступок делать не можем, вот почему… до окончательного заключения мира нам необходимо оставаться наготове, так как в наш век прогресса одна сила берет верх»
[1041].
Это письмо — очередная демонстрация абсурда. Буквально два дня назад император торопил великого князя с подписанием перемирия, дабы не сгущать «черные тучи» в отношениях с европейскими партнерами. Тогда он, выходит, верил «искренности турок»? Но вот перемирие подписано, и император уже «крепко» им не верит. Он снова недоволен тем же — растущим напряжением в отношениях с Веной и Лондоном.
Ваше величество, у вас всего несколько дней назад была прекрасная возможность, воспользовавшись отказом турок от мирных условий, «не ослаблять наших военных мероприятий», «развить борьбу», захватить Галлиполи, Босфор, Константинополь и с этими козырями на руках послать в любую из европейских столиц ваших дипломатов разыгрывать партию послевоенных итогов. Но вы этого не сделали. Вы испугались. А теперь, чувствуя, что на ваши уступки наплевали и вас обходят, вы демонстрируете решительность и «на голубом глазу» призываете к этому же главнокомандующего. Простите, это как называется?..