Византия. Удивительная жизнь средневековой империи - читать онлайн книгу. Автор: Джудит Херрин cтр.№ 94

В 1391 г. император Мануил II Палеолог унаследовал от отца статус оттоманского вассала, был вынужден платить значительные суммы и участвовать в кампаниях султана Баязида I. После военных операций, имевших место тем летом, император сопроводил султана в лагерь возле Анкиры (Ангоры) в Анатолии, где они днем охотились, а ночью пировали. Это было за несколько лет до визита Мануила в Лондон и Париж, о котором шла речь в предыдущей главе. Приближалась зима, выпал снег, стало холодно, особенно долгими холодными ночами. Мануилу и его спутникам надо было как-то убить время. Они решили устроить дискуссию с местным мусульманским müderris (термин, обозначающий «религиозный судья» или «учитель», qadi) о сравнительных достоинствах их религий. Такова была их идея о вечерних развлечениях и пище для ума. Мануил II был мастером писем и риторических упражнений в древнегреческом стиле, и позднее он изложил свою версию зимних бесед в Анкире на бумаге – труд занял 300 страниц.

Этот аспект византийского наследия отметил папа Бенедикт XVI в лекции, прочитанной им в старом университетском городе Регенсбурге 12 сентября 2006 г. Он предпочел процитировать особенно резкое нападение на ислам из седьмой части «Диалога с персом» Мануила II, написанного после 1391 г. Он приводит следующие слова императора: «Покажите мне, что нового принес Мухаммед, и вы найдете злые и бесчеловечные вещи, такие, как приказы мечом нести веру, которую он проповедовал». ^[85]

Так неожиданно имя давно забытого ученого правителя поздней Византии оказалось на первых страницах серьезных современных газет. Слова императора использовались, чтобы придать некое подобие законности тому, что представлялось «лобовой» атакой на природу ислама, иными словами, Византия приняла участие в войне с терроризмом. Сам папа впоследствии заметил, что лишь процитировал слова византийского императора, чтобы подчеркнуть свое согласие с ним относительно сути отношений между верой и разумом, что вовсе не означает его одобрения подобной полемики. В этом он продемонстрировал свое незнание Византии, поскольку полная версия «Диалога» намного сложнее и интереснее, чем вырванный из текста маленький отрывок, насквозь пропитанный недвусмысленной ненавистью к исламу, определенному весьма упрощенно. Текст Мануила также показывает, что мусульмане при оттоманском правлении могли вести аргументированные дискуссии со своими византийскими христианскими оппонентами.

Лекция папы Бенедикта рассматривает в более широком аспекте отношения Византии с ее исламскими противниками. Текст также предполагает, что самым важным теологическим соперником папы является не столько ислам, сколько христиане, приверженцы евангелической церкви. Ведь его аргументация, главным образом, направлена на подчеркивание Божественной природы соединения учений Христа с эллинистическими традициями Слова, которое, по его убеждению, интегрирует разум в Откровение, тем самым опровергая любые утверждения, что христианство сводится к проповедованию и присутствию одного Христа. Однако было бы лицемерным предполагать, что в лекции не было антимусульманских выпадов. По мнению папы Бенедикта, «внутреннее сближение между библейской верой и исканиями греческой мысли имело решающее и непреходящее значение как для Церкви, так и для всеобщей истории. Встреча между христианством и греческой философией… создала Европу и остается основанием того, что по праву можно назвать Европой». ^[86]

В противоположность этому он представляет мусульманскую веру монолитной, безусловно, неевропейской религиозной теологией, в которой верующие, благодаря своей преданности, лишены возможности совмещать веру с разумом. Вместо этого они объединяют насилие с откровением, и, таким образом, внутренне не способны – представляется, что папа имеет в виду именно это, – принять идею о господстве светского права или даже концепцию вселенной.

В «Диалоге», который цитирует папа Бенедикт, müderris идентифицирован как перс. Он не отвечает сразу на обвинение в том, что пророк зол и бесчеловечен, но возражает, напоминая императору, что ислам – финальное Откровение Бога человеку, которое заменяет предыдущие. Таким же образом, утверждает он, как христианство в свое время пришло на смену иудаизму, ислам заменяет христианство, и потому долг всех, кто верит в одного Бога, перейти в ислам. Текст, разумеется, был написан на византийском греческом языке, чтобы отразить превосходство христианской веры. Представляется маловероятным, что он приводит мусульманские аргументы в самой сильной форме. В большинстве дискуссий император демонстрировал свою теологическую и философскую эрудицию, утверждая, что Параклет (Параклит), упомянутый в Евангелии от Иоанна (обычно ассоциирующийся со Святым Духом), не может быть пророком Мухаммедом. Он подвергает сомнению новизну исламского права, которое считает мозаичным, и критикует мусульманское представление о рае как глубоко аморальное и ложное обещание. В конце он даже утверждает, что убедил müderris в превосходстве христианства, и ожидает, что он откажется от своей веры.

Дискуссия велась через переводчиков, поскольку Мануил не знал турецкого языка, а müderris не говорил по-гречески. Так что диалог, должно быть, шел медленно, и ему не хватало непосредственности прямого общения. Правда, он обеспечивал работу для тех, кто зарабатывал себе на жизнь благодаря взаимосвязи двух разных обществ. Обеим сторонам, судя по всему, не нравилось, что переводчики что-то шепотом обсуждали между собой. Можно предположить, что таким образом передан символ взаимосвязи византийских и турецких интересов. Однако каждый вечер, когда разговор заканчивался, обе стороны заявляли, что им было очень интересно, и договаривались встретиться на следующий день. Так прошла часть зимы в Анатолии.

В конце XIV в. ислам развил много разных теологических школ, суннитских и шиитских, включая оттоманские традиции мистической поэзии. А намного раньше арабы Багдада, Каира и Кордовы включили труды Аристотеля в свою систему образования, которая таким образом была поднята на более высокий уровень логической аргументации. Именно эта арабская версия греческой философии, изложенная в чрезвычайно рациональном стиле философом и энциклопедистом мусульманской Испании Ибн Рушдом, оказала мощное влияние на Запад – разумеется, когда была переведена обратно на латынь. Как и византийские интеллектуалы, которых церковь обвиняла в распространении ереси, Ибн Рушд подвергся резкой критике со стороны религиозных властей мусульманской Испании. Ислам был явно не монолитной религией.

Возможно, поэтому цитата римского папы из диалога, которая должна была продемонстрировать неспособность ислама к аргументированной дискуссии, представляется неверно истолкованной. Более семи столетий Византия участвовала в противостоянии с разными исламскими государствами и обществами. Она также сосуществовала с ними, различала их и оказала на них влияние, что наиболее заметно в Турции, но также в мозаичных украшениях мусульманских святынь в Иерусалиме и Кордове. Это внешнее наследие Византии отражает ее внутреннюю живучесть.