Верлен - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Птифис cтр.№ 110

Это были тяжелые дни: поэт предавался мрачным мыслям и мучился ревностью. Он страдал оттого, что Казальс сочувствует ему меньше, чем его подруги — сеньора Дона Андре, Марироза, Баттерфляй, Лили и другие. Но самым ужасным испытанием были коварные и оскорбительные разговоры некоторых «доброжелателей», которые, в лицо или за спиной, насмехались над дружбой Верлена с молодым художником. «Не обращай внимания, — пишет он Казальсу 31 мая 1889 года, — есть, знаешь ли, злые люди, даже в „Скапене“ и „Франциске I“». Верлен знал, кто его враги, он постоянно встречал их, были они и в Бруссе. Например Триоле, который каждый раз, увидев, как Верлен пишет в соседнем с больницей кафе, бросал на него насмешливые взгляды: «У него такой вид, как будто он надо мной издевается!» Все это очень расстраивало Верлена. «Милый мой, — пишет он Казальсу 20 июня 1889 года, — меня постоянно преследуют, постоянно строят мне козни, упрекая меня за мою чистую — такую чистую! — дружбу к тебе. Я никогда не скрывал, что у меня к тебе „страсть“, а мои приступы ревности, приступы злобы (последние, впрочем, бывали у нас обоих) — только безусловные ее доказательства. (…) Одним словом, нас хотят разлучить!»

Казальс тоже был раздражен, но совсем по другой причине. Какую роль все эти сплетни отводят ему? За кого его принимают? Не один раз, чтобы пресечь клевету, он собирался порвать со своим старым другом. Однако чувствительность Верлена вызывала у него жалость, и если он не совершил решительного шага, то только потому, что не хотел причинить поэту боль. Каждый раз врожденное благородство брало верх в последний момент.

А Верлен, казалось, потерял рассудок. Ведь собрался же он, не имея гроша за душой, в конце мая 1889 года написать завещание в пользу Казальса! В этом ценном документе поэт обнажает душу, признает, что он человек капризный, полный дурных мыслей, но при этом добрый, благородный, искренний и «беспредельно любящий».

В это же время в жизни Верлена снова появляется Эстер-Филомена. В конце письма к Казальсу от 5 июня 1889 года мы находим ее инициалы: «Прошу тебя от имени Э. (sive[584] Ф.) найти и вернуть ей фотографию ее покойного брата».

Тем временем Казальс, находившийся в больнице, не испытывал никакого чувства вины, от скуки сочинял веселые элегии в честь санитарок и писал «Послание в форме баллады от Автора его друзьям, чтобы призвать их навестить его в Больнице, где он находится в изгнании». Вот с какими словами он обращался к «друзьям»:

Любопытный контраст с несчастным Верленом, который страдает и занимается самокопанием!

«Это ужасно, — стенает он, — и если бы не ты, мне пришлось бы умереть, ведь только тобой одним я все еще живу! Когда я пишу тебе, я раскрываю тебе всю свою душу!»

Терпение Казальса было на исходе. В начале июля 1889 года между ними произошел спор о литературе. Казальс продолжал быть убежденным декадентом и, подобно Бажю, де Плесси и Дюбю, считал, что декаданс — это революционная эстетика, новое воплощение искусства и жизни (немного позже в таких же выражениях будут говорить о сюрреализме). Верлен же, наоборот, считал «декадизм» мальчишеством, а декадентов — «обитателей заоблачных высей» и «рыцарей с серебряным щитом» — лишь молодыми фатами. И вообще он больше не хочет слышать о Бажю, этом претенциозном тупице и ко всему прочему антибуланжисте! да и о Дюбю — этой редкой язве! ^[586] Ему все это осточертело! Теории и стиль декадентов «источают зловоние», как сказал бы Мольер (из письма Казальсу от 2 июля 1889 года). Художник проявил благоразумие и не рассердился, за что Верлен был ему премного благодарен:

«Ты нашел решение для всех наших конфликтов — доверие! Итак, с нашими „драками“ покончено. Наконец-то!»

Тем временем Верлену все меньше нравилось жить у суровой госпожи Агреш. Он не мог свободно принимать у себя всех, кого хотел. В частности, вход в его комнату был запрещен для женщин. Ну это было уже слишком! Вероятно, Филомена стала однажды жертвой чрезмерной стыдливости хозяйки, так как 26 июня 1889 года Верлен сообщил Казальсу, что встречался со своей подругой у Ранвуазе, то есть в Гранд-Отель де Насьон. «Я чуть было не рассердился», — пишет поэт в своих воспоминаниях ^[587], а это значит, что он просто рассвирепел. Даже четыре года спустя ярость его не утихла. «Черт бы побрал мамашу Агреш, — писал он Казальсу 5 декабря 1893 года, — она так со мной обошлась тогда, что я по сию пору не могу забыть. Да что уж вспоминать!» Но тогда ему пришлось проглотить обиду, потому что он прекрасно отдавал себе отчет в том, какие несчастья может повлечь за собой его выдворение из отеля.

Тем не менее однажды он не побоялся нарушить запрет, чтобы устроить маленький забавный спектакль. В июне 1889 года Верлена предупредил о своем визите Анри Боссан, поэт и издатель, который взял на себя публикацию «Посвящений». Он приехал из Анноне (департамент Ардеш), чтобы подготовить репортаж в «Галльских анналах». «Делегат для встречи с Верленом» (так называлась его должность) очень хотел узнать, правду ли говорят о том, что Верлен — женоненавистник. Гнушается ли он прекрасным полом? Окружает ли себя целым двором любимчиков? Этот славный малый хотел узнать всю правду.

Ну что ж, он все узнает! Когда журналист вошел в комнату Верлена, он с изумлением обнаружил одетого в халат поэта в обществе двух очаровательных дам (тайно пробравшихся в комнату) в легком дезабилье. Боссану был оказан самый любезный прием! Ох уж эти парижане… и парижанки!

На страницах «Галльских анналов» Боссан рассказал о своем визите в стихах. Это понравилось Верлену. Отношения между поэтом и журналистом, и без того неплохие, стали просто прекрасными. Боссану была даже оказана честь: Верлен сделал его адресатом одного из сонетов «Посвящений».

Верлен не давал покоя доктору Жюльену и в конце концов добился своего: 8 июля 1889 года он снова лег в больницу Бруссе. Его поместили на койку номер 31 в палате «Лассег». В той же самой палате на койке номер 24 лежал и его дорогой Казальс. Палата представляла собой небольшую комнату с десятью кроватями, окна выходили на кольцевую железную дорогу. В семь часов утра приносили суп, а в десять колокол возвещал о начале врачебного обхода. Когда доктор Шоффар проходил мимо кровати Верлена, он никогда не забывал напомнить сопровождавшим его интернам и студентам, что этот больной — самый великий католический поэт века. Некоторые снисходительно соглашались, другие же пожимали плечами. После обхода больные могли вставать с постели и идти гулять, надев обязательный голубой больничный халат. Верлен выходил почитать газету или пройтись с Казальсом по галереям. Во время обеда друзья соревновались, кто больше сделает комплиментов, иногда, впрочем, довольно нескромных, санитаркам, которые везли из кухни тележки с едой. После обеда они вместе отправлялись в сад выкурить трубочку или две. Но вскоре приходили первые посетители, и им приходилось возвращаться в палату. Тогда палата «Лассег» превращалась в подобие салона, в котором не хватает стульев. На немногих добытых креслах сидели дамы — Рашильда, Филомена, почитательницы, которые приходили навестить Верлена и приносили фрукты и лакомства. Когда поток посетителей иссякал, Два друга тайком пробирались в соседний кабачок, а когда возвращались обратно к ужину, от них сильно пахло спиртным.