Николай Гумилев - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Полушин cтр.№ 176

Летом 1916 года Аня вместе с братом Александром гостила у тети Нюты (сестры матери) и дяди Дементьевых в Иваново-Вознесенске. Александр Николаевич Энгельгардт вспоминал об этой поездке: «Жили они (Дементьевы. — В. П.) в собственном доме с чудесным садом, утопавшим в аромате цветов, окруженном старыми ветвистыми липами. Николай Степанович приехал к нам, как жених сестры, познакомился с ее родными и пробыл у нас всего несколько часов…» Память его не подвела. На обратном пути из Ялты поэт между 10 и 13 июля заехал в Иваново-Вознесенск действительно на несколько часов. Уединившись в садовой беседке, он объяснился Ане в любви.

Осенью Аня вернулась в Петербург, Николай Степанович в это время тоже был в столице. Они встретились 4 сентября. Об этом дне подруга Ани — Оля Арбенина ревниво записала в дневнике: «Боже! Боже! Боже!.. Я встречаю Аню… И она торопится на свидание с Гумилёвым. А потом неожиданно встречаю их обоих. Он, кажется, улыбается. Но я презрительно прошмыгиваю, не глядя. Он ей писал о любви все лето… (А она любит другого!) Он зовет ее в Америку… Он просит ее… О, то же самое! Но она счастлива! Свободна! Любима! Любит! С письмами знаменитого поэта!.. Ей посвятил пьесу. Ей писал. О ней думал?!! А я???»

Возможно, Гумилёв сказал Ане, что пьесу «Гондла» посвящает ей…

25 октября Арбенина снова записывает в дневник: «Проклятие! Он с Аней? С кем он? Сердце яростное, сердце глупое, молчи, молчи…» Через месяц тоска опять овладевает ею и она записывает 21 ноября: «…Гумилёв под Ригой, на фронте. Злой! Любит другую! Целует другую! И обо мне памяти нет…» Еще через несколько дней, 24 ноября: «…Она (Аня. — В. П.) пишет: „Г<умилёв> пишет с фронта, я была оч<ень> вероломной по отношению к нему; но все же я его не оч<ень> не не люблю!..“ Дрянь! А все-таки она первая обратилась ко мне. И за что это мне, Господи! Мы в один день с нею с ним познакомились: одинаково и очень обе ему понравились (это-то я наверное знаю); и вот — он пишет ей, а я забыта им, как снега прошлых зим, как зелень старых весен… Нежной и страстной была я в его руках! Я не отдалась ему, правда, — но и она не его любовница, конечно?.. Мне — мелкие радости, мелкие печали, мелкие волнения, — а ей — любовь и письма прекрасного, великого, бурного поэта!..» Бедный, бедный Гумилёв! Если бы он прочитал эти пылкие строки, они бы излечили его от того яда, который впрыснула в него Анна Андреевна. Арбенина встречается с подругой, интересуется подробностями их отношений. 30 ноября она записывает: «…Он ей нравится. Хоть <она> и говорит — нет, как я. Он возил ее на острова в автомобиле, они ели в „Астории“ икру и груши… Он посвящает ей стихи и посылает розы! Поет гимны ее телу, как моему тогда… Он предлагал развестись с Ахм<атовой> и жениться на ней; он страшно ревнует ее к Рюрику. Они осенью катались, в музеи и концерты ходили, пока я томилась… Он меня не любит! Забыл! Он хочет под Новый год быть с ней».

И действительно, появившись в Петрограде 27 декабря, Гумилёв первым делом позвонил Ане и встретился с нею. Аня рада этому звонку и тут же сообщает об этом подруге, а та записывает в дневник: «Не на радость, а на горе я ей звоню! Незадолго до меня был ей звонок: он. Он просит уделить ему „10 минут. Только что приехал с фронта…“»

Встречи с Аней становятся более частыми весной 1917 года, когда поэт бывал в Петрограде.

Хотя своей жене он и сказал в трамвае, что Рейснер за него готова выйти замуж, но подарок (пусть и символический) он привез Анне Николаевне.

Освободившись наконец от чар Ахматовой, Гумилёв решил, что из всех лучшей женой ему сможет стать Анна Энгельгардт.

Определившись с будущим, Николай Степанович начал беспокоиться о жилье для новой семьи. И тут подвернулся удобный случай. Редактор «Аполлона» С. Маковский понимал, что при большевиках он жить не может, уехал в «белый» Крым, оставив квартиру по улице Ивановской для нужд журнала. Но журнал при новой власти издавать было невозможно. В освободившуюся квартиру, по одним данным, 3 мая, по другим — 8 мая въехал Николай Степанович. Сюда же 30 сентября с Фонтанки переселился брат поэта Дмитрий Гумилёв со своей женой, которые прожили там до весны 1919 года. А 20 октября 1918 года приехала и Анна Ивановна Гумилёва. Здесь она жила до 4 апреля 1919 года, пока не уехала в Бежецк.

Убедившись, что большевики утвердились надолго, поэт принял оригинальное решение: не замечать режима. Критик Андрей Левинсон так писал по этому поводу: «О политике он (Н. Гумилёв. — В. П.) почти не говорил: раз навсегда с негодованием и брезгливостью отвергнутый режим как бы не существовал для него. Он делал свое поэтическое дело и шел всюду, куда его звали: в Балтфлот, в Пролеткульт, в другие советские организации и клубы… этот „железный человек“, как называли мы его в шутку, приносил и в эти бурные аудитории свое поэтическое учение неизменным, свое осуждение псевдопролетарской культуре высказывал с откровенностью совершенной, а сплошь и рядом раскрывал без обиняков и свое патриотическое поведение…»

Именно так и вел себя Николай Степанович. С первых дней он окунулся в литературную деятельность. Едва успев зарегистрироваться на новой квартире, в тот же день, 8 мая, Гумилёв записывается в инициативную группу по созданию Союза деятелей художественной литературы. Вечером отправляется в гости к поэту Сологубу на Васильевский остров. Стареющий поэт встретил вернувшегося Гумилёва приветливо. Николай Степанович читал ему новую пьесу «Отравленная туника», над которой он продолжал работать.

4 мая в журнале «Жизнь» появляется стихотворение «Много есть людей, что полюбив…». В Москве в издании «Весенний салон поэтов» публикуется его стихотворение «Я не прожил, я протомился…», в «Воле народа» 19 мая появляются стихотворения «Сон» («Застонал я от сна дурного…») и «Мы в аллеях светлых пролетали…», в «Утренней молве» опубликовано 15 июня стихотворение «Позер» («Вероятно, в жизни предыдущей…»), в тридцатом номере «Нивы» появляется «Канцона» («Храм твой, Господи, в небесах…»), в пятнадцатом номере «Нового Сатирикона» — стихотворение «Франции» («Франция, на лик твой просветленный…»). В девятнадцатом номере «Нивы» печатается «Какая странная нега…», а в двадцать шестом номере (май-июнь) — новое стихотворение «Загробное мщенье: баллада». Примерно в это же время поэт пишет еще одну балладу («Пять коней подарил мне мой друг Люцифер…»). После этого до осени он не написал ни одного стихотворения. Первое стихотворение после баллад датируется осенью-зимой 1918 года и посвящено Африке.

Две баллады поэта стоят особняком в его творчестве. Их можно понимать как первые впечатления поэта о совдеповской России. Что увидел поэт, попав в «красный ад»? Брошенные хозяевами дома в городе, разруху, поиски врагов новой власти, аресты и самосуды над людьми:

Действительно, ну кто мог защитить в 1918 году от ЧК? Достаточно было троим свидетелям донести — и судьба человека решена:

Так Гумилёв, вернувшись после разлуки домой, мог воспринять новый режим. Может быть, он вспомнил знаменитые строки Лермонтова: «Но есть и Божий Суд, наперсники разврата…» Отсюда и главный мотив отмщения Господнего за злодеяния на земле, появившийся в его стихах. И даже тем, кто раскается в своих злодеяниях, поэт отказывает в прощении. Ставшего монахом разбойника постигает, по мысли поэта, та же печальная участь: