Ежов. История `железного` сталинского наркома - читать онлайн книгу. Автор: Теодор Гладков, Алексей Полянский cтр.№ 51

Он находился в камере уже трое суток. Было душно, мутило от баланды с протухшей рыбой, руки тряслись, очень хотелось спиртного.

В последнее время, особенно с ноября прошлого года, когда фактически остался не у дел и потерял Женю, он сильно пил. Водкой заглушал страх, обиду на происходящее с ним. Почти всегда пил один: в своем кабинете в Наркомводе, в кремлевской квартире, на даче. Иногда за день выпивал до двух бутылок, и шофер не успевал покупать ему водку. К вечеру обязательно напивался, часто засыпал в одежде. Это позволяло ему на какое-то время забыться, но утром его снова одолевали страх и безысходная тоска, и он дрожащими руками опять доставал бутылку.

В тот день, 10 апреля, он приехал в Наркомвод около одиннадцати. Секретарша сказала, что недавно звонил помощник Маленков и просил его срочно прибыть в ЦК. В последний раз Ежов вошел в свой кабинет, сразу достал початую бутылку водки, налил стакан и выпил без закуски. Нервная дрожь стала проходить. Он понял, что сегодня его арестуют. С минуту сидел за столом, куря папиросу.

— Николай Иванович, звонят из ЦК, вы возьмете трубку? — вдруг услышал он голос секретарши.

— Нет, скажите, что я уже вышел.

Ежов достал «вальтер» и положил на стол перед собой. Потом полез в ящик взять лист бумаги. Занес над ним ручку, но так ничего и не смог написать. Потом убрал оружие и быстро вышел из кабинета. Еще была небольшая надежда, что Сталин во всем разберется…

Вдруг все — голубая камера с маленьким желтым окном, круглый стол, сидевший в углу охранник с квадратным лицом — поплыло у него перед глазами. Он начал бить кулаками по столу, кричать, потом бросился к двери, но сзади на него навалилось что-то огромное, подмяло под себя. Ежов почувствовал сильную боль в запястье левой руки и потерял сознание.

Очнулся он на лежанке, когда человек в белом халате дал ему понюхать нашатырь. Стоявшая рядом пожилая женщина с сухим морщинистым лицом, наверное фельдшер, сделала ему укол, а потом смазала йодом ссадины на лбу. Доктор пощупал начинающую опухать руку и наложил на нее тугую повязку.

— Что со мной? — спросил Ежов.

Ответа он не получил. После некоторой паузы доктор сказал:

— Пока вам разрешено все время лежать. Два раза в день будут делать успокаивающие уколы. Почувствуете себя плохо, — обратитесь к контролеру, он меня вызовет.

И доктор кивнул в сторону сидевшего на стуле молодого рыжего парня.

Начальник Спецобъекта № 110 лейтенант госбезопасности Ионов не на шутку испугался, узнав о случившемся в сорок четвертой камере. Ежов в то время был самым важным его клиентом, и Ионов понимал, что отвечает за него головой. Сначала, когда Ионову доложили, что Ежов — без сознания, после того как в камере с ним случился припадок, а контролер не надел ему наручники и не вызвал врача, как положено по инструкции, а стал бить, выламывать руки и нанес ему телесные повреждения, начальник тюрьмы хотел строго наказать Мальцева, объявить выговор и заставить целый месяц заниматься уборкой территории. Но после того как врач сказал, что у Ежова просто нервный срыв после запоя, что часто бывает с алкоголиками, а побои не страшны для его здоровья, Ионов решил не наказывать Мальцева. Но все равно настроение испортилось. Об этом случае нужно было обязательно доложить Богдану Захаровичу Кобулову, начальнику Следчасти НКВД. Он по поручению наркома держал под личным контролем дело Ежова. Кобулов был человеком резким, непредсказуемым, и поэтому Ионов немного волновался, снимая трубку.

Но реакция Кобулова на происшедшее подняла у Ионова настроение.

— Значит, наломали бока этому пьянчуге. Ну и правильно сделали. Будет выступать — еще поддайте. Только аккуратненько, чтобы не подох.

Несколько дней назад Берия озадачил Кобулова: получить от Ежова показания на связи его жены и в первую очередь на Исаака Бабеля, решение об аресте которого уже было принято и оставалось лишь провести некоторую техническую подготовку для этого.

Ранее Кобулов уже сумел убедить Ежова, что Евгения Соломоновна была тесно связана с иностранными разведками, но к шпионской и подрывной деятельности самого бывшего наркома начальник Следчасти ГУГБ НКВД пока не переходил, оставляя это для других следователей. Сейчас в его задачу входило получить от Ежова данные на тех, кто был связан с его женой-шпионкой.

Ежов охотно давал эти показания. Его устраивал подобный вариант. Жена, будучи человеком увлекающимся, да и не очень выдержанной в моральном и политическом плане, попала в расставленные шпионами и троцкистами сети. А он, Ежов, за государственными делами просмотрел это. Конечно же виноват, но не враг. А потом, Евгении уже нет, и многое из того, что он скажет, невозможно проверить.

Кобулов был доволен, как Ежов вел себя на следствии, и даже ни разу не повысил на него голос. Получив от Ежова некоторые сведения о гостях «салона» Евгении Соломоновны, Кобулов спросил его:

— Не совсем ясно, почему близость этих людей к Ежовой вам казалась подозрительной?

— Близость Ежовой к этим людям была подозрительной в том отношении, что Бабель, например, как мне известно, за последние годы почти ничего не писал, все время вертелся в подозрительной троцкистской среде и, кроме того, был тесно связан с рядом французских писателей, которых отнюдь нельзя отнести к числу сочувствующих Советскому Союзу. Я не говорю уже о том, что Бабель демонстративно не хотел выписывать своей жены, которая многие годы проживает в Париже, а предпочитает ездить к ней. У Ежовой была особая дружба с Бабелем. Я подозреваю, правда, на основании моих личных наблюдений, что дело не обошлось без шпионских связей моей жены с Бабелем.

— На основании каких фактов вы это заявляете?

— Я знаю со слов моей жены, что с Бабелем она знакома примерно с 1925 года. Она всегда уверяла, что никаких интимных связей с Бабелем не имела. Связь ограничивалась ее желанием поддерживать знакомство с талантливым своеобразным писателем. Бабель был по ее приглашению несколько раз у нас на дому, где с ним, разумеется, встречался и я.

Я наблюдал, что во взаимоотношениях с моей женой Бабель проявлял требовательность и грубость. Я видел, что жена его просто побаивается. Я понимал, что дело не в литературном интересе жены, а в чем-то более серьезном. Интимную их связь я исключал по той причине, что вряд ли Бабель стал бы проявлять к моей жене такую грубость, зная о том, какое общественное положение я занимал. На мои вопросы к жене, нет ли у нее с Бабелем такого же рода отношений, как с Кольцовым, она отмалчивалась либо слабо отрицала. Я всегда предполагал, что этим неопределенным ответом она просто хотела от меня скрыть свою шпионскую связь с Бабелем, по-видимому, из-за нежелания посвятить меня в многочисленные каналы этого рода связи…

Теперь, получив эти показания, Кобулову надо было, чтобы Ежов еще раз подтвердил, что у его жены с Бабелем были чисто шпионские отношения. Поэтому он решил немного спровоцировать подследственного, чтобы получить нужный ответ.