Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942-1943 - читать онлайн книгу. Автор: Клеменс Подевильс cтр.№ 10

Сразу после обеда танки развернулись в боевой порядок, а моторизованный батальон устремился на правый фланг, чтобы уже там, развернувшись, атаковать противника.

Наступают танки. За много километров наблюдается их движение за гребнем высоты. Они также разворачиваются еще на марше – медленно, веером, – пока не происходит эшелонирование боевого порядка в глубину. Мюллер двигается в своем головном подразделении. Мы находимся в набитой битком боевой машине. Он отдает приказы, используя радиосвязь. Моторизованный батальон действует на правом фланге, поддерживая тем самым наступление соседа, хорватской пехоты, которая действует на равнине, наступая цепью. (В советское время активное участие хорватов, а также словаков, как и участие множества добровольцев из всех стран Европы – от Норвегии, Дании и Нидерландов до Испании, Франции и даже советской с 1940 г. Молдавии, в войне против СССР старались не афишировать. Это помимо больших контингентов войск Румынии, Венгрии, Финляндии и Италии. Причем венгры сражались бок о бок с немцами до конца, как и французские эсэсовцы, оборонявшие в конце апреля 1945 г. подступы к бункеру Гитлера в Берлине. – Ред.) В толпе хорватов раздаются веселые возгласы, и они подают нам знаки. Ибо то, что разворачивается перед их глазами и что должно расчистить им путь (атака танков на открытой местности), не является рядовой поддержкой. Мюллер находится далеко впереди. Он стоит в башне танка без каски, на нем надета только пилотка. Подняв руку над головой, он дает сигнал к наступлению.

Танки и бронетранспортеры на гусеничном и колесном ходу движутся по равнине. Облака пыли висят в колышущемся воздухе и плавно переходят на заднем плане в вертикальную стену над землей. Тут и там происходят разрывы снарядов между нашими боевыми машинами, пламя выстрелов из пушек русских танков вспыхивает навстречу наступающим войскам. Все отчетливее выделяются на местности вражеские Т-34. На некоторых участках наступление приостанавливается, происходят танковые дуэли. Но затем и противник приступает к маневру. Русские начинают отходить. Все реже вокруг нас разрываются снаряды. Русские танки выдвигаются из своих окопов, им не хватает пространства для маневра. Некоторые везут на себе маскировку, похожую на зеленый парик. Однако один танк задержался чересчур надолго и с запозданием, двигаясь через высоты, оказался под сосредоточенным огнем. Одно время Т-34 защищает надежная броня, чему способствует низкий силуэт и наклонное расположение листов брони. Видно, как бронебойные трассирующие снаряды отскакивают от наклонной брони корпуса танка и его башни с орудием, словно преломленные световые лучи, и уходят в небо. Когда танк наконец загорается в результате прямого попадания, экипаж выпрыгивает и бежит, спасаясь бегством в заросли, где его ждет плен.

Вечером бой превратился в преследование. В связи с тем, что напряжение спадает, в разговорах пробивают себе дорогу радостные чувства. Хладнокровным остается только Мюллер, который отдает свои приказы. Время от времени очередной неразговорчивый пленный дает нам повод для шуток.

Мне запомнились черты человека, в котором олицетворялась победа в этот день. Узкое моложавое лицо, выдающийся вперед нос. Голубые глаза, ясный и зоркий взгляд. Негромкая интонация. Неспешная речь защищает его в волнующие моменты спора. В нем нет грубости, резкости, а некоторые веселые слова смягчают форму обязательных к исполнению приказов. В его строгих чертах лица, узких губах проявляется неотвратимая отвага. В этом они, вероятно, все одинаковы, они подают пример подчиненным, чтобы действовать спокойно, без надрыва и быть самими собой.

(4 сентября под Сталинградом я узнал, что полковник Мюллер погиб в танковом бою. Узнать подробности не удалось. Я вспомнил о глубокой уверенности соратников Мюллера, которые говорили, что его тело окружает аура неуязвимости. Верил ли сам Мюллер в это и была ли «пуленепробиваемость» легендой?

«Герои живут в мире чудес, пока в них не погаснет звезда. Они являются героями лишь потому, что смертны» (Рене Квинтон ^[17])).

Достигли реки Оскол. Я следую за наступающими войсками, которые южнее продолжают форсировать реку. Дивизия развернулась на юго-восток, используя результаты прорыва 2 июля ^[18].

Мощный чернозем сменился менее плодородной почвой, лишь тонкий слой дерна покрывает круто обрывающиеся меловые склоны, которые горестно сверкают на солнце. У Оскола, извилистой реки, стремительное течение. Иногда она мчится, подобно альпийским рекам. Если бы мы, Флайсснер и я, знали это, то наверняка отказались бы от купания в тепловатой и грязной реке Волчья.

По ту сторону реки Оскол, в отдаленном населенном пункте, я нашел штаб танкового корпуса. «Отдаленный» не является подобающим словом. Для нас, иностранцев, это не было бы «отдаленным» в стране, где растущая удаленность от родины вызывает в душе потаенную оторопь. Однако об этом никто не говорит. Эта мысль угнетает, ибо она парализует энергию, без которой нам всем не обойтись.

Селение расположено «уединенно». Но это относится даже не к населенному пункту, а к тому времени, когда я пишу, и той вновь обретенной тишине после выдвижения сюда штаба, который развернул здесь разветвленную систему кабельных линий. Флайсснер и я являемся единственными отставшими солдатами. Война снова перенеслась дальше. Местность превращается в ландшафт – и все же мы, наверное, должны были согласиться с определением «местность», когда поэт сказал, что местность – это лик земли.

На рассвете штаб совершает марш. Меня оставили для работы. Затем по крутому луговому склону я спустился для утреннего умывания к речке, которая течет, петляя за деревней. Фруктовые сады спускаются почти до воды. Я устроился на берегу. Густой камыш стоит стеной. Из-за нее, как из-за театральных кулис, выходим для непродолжительного выступления друг за другом. Появляется небольшая серая собака, которая осторожно оглядывается и, увидев меня, испуганно прыгает в камыши; затем белая курица, которая сразу затягивает «оду снесенному яйцу». Поблизости должно быть и гнездо сороки, поскольку слышно взволнованное стрекотание его обитателей, доходящее до моего слуха. Рядом со мной копошится на острых концах листьев крапивы в паутине недавно вылупившаяся гусеница дневной бабочки, тогда как под ней грызут листья крупные, покрытые выростами гусеницы бабочки павлиноглазки. Вниз по склону из кустарника рябины раздается зовущее пение иволги, первой в этом году. Но она остается скрытой в листве и сверкает своим золотым оперением только тогда, когда улетает.

Когда я снова медленно поднимаюсь наверх, то вижу большую ветряную мельницу. Между домами стоят пожилые люди и бойко обсуждают итоги этих дней. Я нахожусь слишком далеко, но я, вероятно, не понял бы их, если бы находился и рядом. От наших людей, понимающих местный диалект, известно, что обсуждается в деревне: останется ли все по-прежнему, или хозяевами станем мы? И что станет с парнями из деревни, братьями, сыновьями, которые сражаются в Красной армии? Скоро ли закончится война?