Жизнь графа Дмитрия Милютина - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Петелин cтр.№ 75

Как-то пришел Милютин к Алексею Петровичу Ермолову, у него был полковник Циммерман, который только что рассказывал о Кавказе, о кавказских сражениях. Остроумный Ермолов недолго думал над сказанным:

– Скажите, пожалуйста, любезный полковник, с кем вы теперь сражаетесь на Кавказе? Ведь, судя по реляциям Воронцова и Барятинского, вы уже столько убили горцев, что я не полагаю ни одного из них оставшимся в живых? Уж полно, не с тенями ли вы там сражаетесь?

Полковник не понял шутки, начал всерьез объяснять положение на Кавказе, но Ермолов лишь тихо улыбался, он-то хорошо знал, что любой полководец преувеличивал свои победы, в том числе и Наполеон, но ведь не так же бесстыдно, как кавказские генералы, ему ничего не надо было объяснять, он хорошо знал Кавказ.

Воронцов был сыном своего века, во всем брал пример с императора, на Кавказе он был единственный властелин, кавказский самодержец, все только ему и подчинялись, воровали, злоупотребляли, но во всем подчинялись его повелениям просто со сладострастием, а за это Воронцов все им прощал, как его выгонишь, ведь он может поведать о злоупотреблениях, а этого он не хотел… Воронцов и Барятинский уживались настолько, что фельдмаршал готов был назначить Барятинского начальником главного штаба. Но пока тот слишком молод, слишком молод, назначили в помощники Воронцова генерала от кавалерии Реада, храброго, но в военном отношении абсолютно безграмотного. Началась война, Воронцов сослался на болезни и ушел в отставку, генерал Реад тут же написал записку, в которой предлагал покинуть Кавказ – турки чересчур храбро идут туда. Император и цесаревич поняли, что Кавказу нужен другой наместник, и назначили Николая Николаевича Муравьева, человека талантливого, прямодушного, не любящего льстецов. Когда цесаревич рассказал ему о предложении генерала Реада оставить Кавказ, он прямо сказал:

– Реад пишет вздор. Кавказ нельзя отдавать на жертву туркам и горцам. Кавказ отстоять можно и должно.

Цесаревич передал отцу свою беседу с Муравьевым, и император тут же назначил Муравьева наместником царя на Кавказе.

Милютин хорошо помнил все эти тревоги и проблемы, помнил и о том, что Муравьев и Барятинский вскоре разошлись в решении многих кавказских проблем, наместник и начальник главного штаба корпуса виделись почти ежедневно, а это не приносило удачи. Помнил и о том, как Барятинский ждал от нового императора Александра Второго назначения его наместником и командиром Кавказского корпуса, но Александр Второй, под давлением прошлого, не торопился с этим назначением. Все действия Александра вполне зависели от окружающих, в первую очередь от графа Адлерберга, а Барятинский был серьезным соперником. Приходилось не раз слышать в коридорах высшего света, что Александр снабжен очень скудным умом, добряк и зачастую не догадывается, что он орудие в руках великого князя Константина Николаевича, в руках своей дворни, которая грабит его, он – жалкая и смешная простодушная пешка. Милютин не соглашался с таким мнением, но оно было, разговоры такие ходили.

Раздосадованный Барятинский покинул без разрешения Кавказ и прибыл в Петербург, заявив своим доброжелателям, что страдает подагрой. Всю зиму страдал князь Барятинский, мало появлялся в свете, стал немочным страдальцем, снова был принят как друг Александром Вторым, наконец в дни коронации Александра Второго Россия узнала о назначении Барятинского наместником царя на Кавказе, а через несколько месяцев и о назначении Дмитрия Милютина начальником главного штаба Кавказского корпуса.

И как забыть первую длительную командировку Дмитрия Алексеевича в Петербург с серьезными предложениями по реорганизации управления по Кавказу, речь шла о кадрах, о финансах, о власти в крае, о дальнейших действиях на Кавказе… Ворох бумаг и предложений… Почти два месяца Милютин пробыл в Петербурге и в Царском Селе, не раз был принят императором, императрицей, великими князьями, вдовствующей императрицей, а с военным министром и его товарищем князем Васильчиковым много-много раз… Сначала предложения Барятинского и Милютина понравились, благосклонно принял их император, высказал высокое мнение о князе Барятинском, точно так же и военный министр Сухозанет одобрил предложения, но потом начались сомнения в канцелярии, а оттуда стали переправляться и в высшие источники, сомнения, размышления, отказы, новые предложения. Но Милютин с утра и до ночи ходил по министрам, беседовал, доказывал, что Кавказу нужна железная дорога, а для ее строительства нужны финансы, нужно прокладывать дороги, строить мосты, рубить лес, аулы стали просто недоступны, к ним не проберешься, для этого тоже нужны финансы, нужно оставить две пехотные дивизии, 18-ю и 13-ю, для более устойчивого и успешного противодействия восставшим кавказцам, в ближайшем будущем мы должны закончить эту войну, поселить часть донских казаков в кавказских станицах, а часть горцев поселить на Донской земле, это будет замечательным решением национального вопроса. Говорил о действиях флота на Черном море, министр иностранных дел князь Горчаков возражал против такой поспешности, ведь Парижский мир только заключен, мы еще недостаточно сильны, чтобы противостоять всей Европе… Милютин вновь ходил с утра и до ночи, бывал на балах, встречался с важными особами и тоже многое говорил в пользу преобразований, которые Барятинский и он, Милютин, задумали на Кавказе. И поразительно, что за эти почти два месяца пребывания в Петербурге обстановка в корне изменилась, почти все предложения, высказанные Милютиным от имени князя Барятинского, были приняты. Император утвердил проекты штатов военных управлений, проект нового морского устройства, в Кавказском комитете в присутствии Милютина были утверждены кавказские предположения о христианском братстве, новый штат управления мирными горцами, прекращение каботажного судоходства вдоль восточного берега и упразднение Анапы, а императрица согласилась взять под свое покровительство Общество распространения христианства в Кавказских горах. Но главное, государь император изволил переименовать корпус в Кавказскую армию, в соответствии с этим многие частные проблемы были решены этим переименованием, император также утвердил в это же время Милютина начальником главного штаба Кавказской армии. Так что эта первая его поездка осталась не без полезных последствий.

В эту же командировку Милютин узнал о письме императора генерал-губернатору Назимову о том, чтобы дворяне Западных губерний продумали предложения об отмене крепостного права крестьян… Показал Милютину бумаги на имя Назимова статс-секретарь Бутков, бумаги слабые о предположениях будущего акта, но хорошо то, что они появились, ведь об этом говорилось почти без веры в успех, они, эти люди, еще остались, еще сомневаются в этом шаге императора, но ясно было, что дело началось, пусть государь не боится мнимых опасностей… Так оно и вышло…

Милютин с удовольствием вспоминал недавние годы, когда они с Барятинским жили душа в душу, предложения Милютина князь принимал беспрекословно, армейские полки шли туда, где, как известно, были непокорные горцы… И множество, казалось бы, решенных в Петербурге вопросов и проблем вновь возникало на Кавказе, в Тифлисе, царская администрация, администрация Военного министерства снова и снова задерживала оформление документов, уже согласованных с высшими сферами. Бюрократизм, формализм, бездушие… Сколько раз бывало, что назначенный на какую-то должность офицер не утверждался императором или военным министром. Назначил князь Барятинский полковника Кузьмина комендантом крепости Ахалциха, важная крепость, здесь должен быть начальник распорядительный, твердый, вполне благонадежный, а Кузьмин почти полувековой безукоризненной и неутомимой службой в армии заслужил это почетное место, а в Петербурге не утвердили полковника Кузьмина в этой должности, а он уже был назначен, уже приступил к своим обязанностям, а на его место назначен другой, тоже приступивший к своим новым обязанностям. В Петербурге говорят, что такие места должны занимать раненые… Еле-еле князь Барятинский уговорил Петербург согласиться со своими назначениями. Хотели назначить на командную должность генерала Хрулева, отличившегося в Крымской войне, а у нас был на примете генерал князь Меликов, один из способнейших генералов Кавказской армии, ему и дали эту должность, командующего одной из атакующих линий… А однажды военный министр сообщил в главный штаб Кавказской армии, что в Астрахани, дескать, служит генерал-интендант, много укравший из армии. В штаб вызвали свидетеля, который оговорил генерала, а свидетель ничего подобного и не знал о генерале… Вот такая неправда порой господствовала в армии, клеветнические доносы были не редкостью в письмах в главный штаб, приходилось разбираться, выяснять…