Сухово-Кобылин - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Отрошенко cтр.№ 34

— Да, это был прекрасный день, Александр! Утром я выехала из дома в своем экипаже с мальчиком Галактионом, мы поехали в Газетный переулок к Эрнестине. Она очень обрадовалась, увидев меня, пригласила на обед. Я завернула в Охотный Ряд закупить провизию для стола, а потом завезла покупки к Эрнестине. Мы поболтали с ней немного, она спрашивала про тебя, Александр, и я сказала ей, что ты последнее время очень любезен в обхождении со мной. Перед обедом я заехала домой переодеться. Аграфена одела меня в шелковое клетчатое платье, в голубую бархатную кофточку, в теплый салоп на меху чернобурой лисицы. Я поехала из дома в Леонтьевский переулок в магазин господина Дюкло и накупила там целый ящик французских книг, отвезла их на Никольскую в контору твоего кузена Шепелева, а от него успела еще на Маросейку к госпоже Друве, заказала у нее шляпки на лето для твоей матери и Софьи. К Эрнестине я приехала в третьем часу, меня встретил у подъезда Сушков… Ах, я забыла еще сказать тебе, у них в гостях был очень любезный молодой человек, Самуил Александрович Панчулидзев, может быть, ты его знаешь, он бывает в свете и, кажется, служит у генерала Закревского. В последнее время Самуил Александрович часто бывает у нашего милого поручика, Эрнестина говорит, что он приезжает из-за меня, но это вздор, Александр, ты ее не слушай, ей хочется позлить тебя, мой «строгий император». Я встречалась с ним только мельком, раза три, не больше, на квартире у Эрнестины. За обедом мы много шутили, смеялись, Сушков с Эрнестиной говорили, что редко видели меня в таком приятном расположении духа. Да, я была в прекрасном настроении и очень веселилась. Я рассказала им, между прочим, что наконец уложила в ящики вина из своего погреба, чтобы отправить их в деревню к Шепелеву, и что я рассчитываю получить от него деньги за это вино. И мы все вместе очень радовались, что у меня наконец заведется свой капитал. Я сказала им, что со временем и ты что-нибудь сделаешь для меня, для обеспечения моей жизни. После обеда Самуил Александрович предложил поехать кататься в санях. Все согласились. А когда мы спускались по лестнице, я просила Сушкова ехать в Петровский парк. Но Сергей Петрович стал возражать: «Что вы, Луиза, это далеко, покатаемся по городу, заедем к Люке!» Он с Эрнестиной сел в мои сани, а я поехала с Панчулидзевым в его санях, Самуил Александрович меня пригласил. Мы ели мороженое и пили шампанское на Кузнецком Мосту в кондитерской Люке, Самуил Александрович был так любезен, оказывал мне знаки внимания и говорил комплименты. А потом мы катались по бульварам, от Тверских до Мясницких ворот, было ужасно весело, мы ездили «в обгон», Сушков свистел, как разбойник. Вечером мы поехали к Эрнестине, она уговаривала меня остаться «пить чай с мороза», но я торопилась домой, Александр, чтобы успеть послать тебе записку. Панчулидзев вызвался меня провожать. Он поехал со мной в моих санях, а его сани пустые ехали следом. Я жалела, что день так быстро закончился, а мне еще хотелось кататься, гулять. Самуил Александрович проводил меня до самого дома. Мы расстались с ним у дверей моей квартиры. Войдя в свои комнаты, я почувствовала себя усталой, велела Галактиону убрать лошадей, зажгла в гостиной все свечи и легла отдохнуть. Пришел Ефим, я написала записку и отослала его к тебе, Александр, а потом всё ждала и ждала ответа, но от тебя, мой друг, никто не приходил, мне было очень грустно, я так измучилась, часу в десятом я, кажется, уснула… Или, может быть, я вышла из дому?.. Не знаю… Я ждала записку и всё время думала о тебе…

* * *

В печати — и при жизни Александра Васильевича, и особенно после его смерти — высказывалось много различных предположений о том, кому могла быть известна тайна гибели французской модистки. Приводились списки лиц: сам Сухово-Кобылин, Надежда Нарышкина, камердинер Макар Лукьянов, повар Ефим Егоров, кучер Галактион Козмин, горничные Пелагея и Аграфена, поручик Сергей Сушков, его содержанка Эрнестина Ландрет.

Вроде бы всё.

Но вот на страницах следственных материалов появляется фигура высокого человека с небольшими усами. Кто он такой, Самуил Александрович Панчулидзев?

Сведений о нем почти не имеется. Известно только, что ему было 25 лет, когда погибла Луиза; что был он дворянин из видного рода Панчулидзевых, владевших поместьями в Казанской губернии; что 12 лет прослужил он в канцелярии военного генерал-губернатора Москвы и вышел в отставку в чине титулярного советника; что в 1862 году женился. Больше ничего.

На одном из первых допросов горничная Пелагея Алексеева показала:

— В среду восьмого числа утром рано приходил осведомиться о Деманш неизвестный барин от мамзель Эрнестины, а после приходил сам Сухово-Кобылин, который, пробыв немного, отправился куда неизвестно. Приходивший же от Эрнестины был высокого роста, с небольшими усами, и когда сказали ему, что Деманш еще не приходила, то он сказал: «Ах, дело плохо», и с сими словами ушел. Сего человека знает Галактион, который говорил, что седьмого числа он катался в санях с Деманш.

В показаниях же Эрнестины Ландрет от 12 ноября среди прочего говорится: «…восьмого числа у Деманш в квартире я не была и к ней никого не посылала».

На эти чрезвычайно важные обстоятельства почему-то не обратили внимания ни царские следователи, упорно привлекавшие к делу «лиц высшего круга», ни пролетарские исследователи, с огоньком защищавшие «невинных крестьян».

Зачем пожаловал Панчулидзев так рано в квартиру Деманш, еще до того, как там появился Сухово-Кобылин? В показании горничной сказано: «…а после приходил и сам Сухово-Кобылин». Как известно из материалов следствия, это было в восьмом часу утра; значит, Панчулидзев явился еще раньше — не позднее семи или в начале восьмого. Что привело его сюда через несколько часов после гибели Деманш, и притом тогда, когда никто еще не был извещен о пропаже француженки? Что встревожило его? Зачем солгал он, что послан был Эрнестиной? Откуда ему было знать, что «дело плохо»? И какое ему, дворянину, дело до любовницы Сухово-Кобылина, чтобы являться к ней на квартиру ни свет ни заря?

Ложь встречается на каждом шагу и в самом показании Панчулидзева от 17 ноября:

— Познакомился я с Симон-Деманш, бывая у поручика Сушкова, где и видел ее раза три-четыре. В последний раз, то есть седьмого числа, обедал у Сушкова, где и она была, и после обеда вместе катались по Москве и заезжали в кондитерскую Люке. Симон-Деманш сидела в моих санях со мной, а Сушков с Ландрет в ее санях. Поведение и состояние Деманш мне совершенно неизвестно. До смерти ее о любовной связи ее с Сухово-Кобылиным я не знал. (Каким образом мог не знать? Из показаний Сушкова и Ландрет явствует, что за обедом Луиза только и говорила о Сухово-Кобылине; да к тому же Панчулидзев, приятель Эрнестины и Сушкова, которые часто говорили о ней, не мог не понять из их разговоров характер отношений француженки, жившей уже восемь лет в России, с известным всей Москве дворянином. Сам Панчулидзев вращался в высшем свете, где связь Кобылина с модисткой обсуждалась и осуждалась еще до трагических событий. — В. О.) …Равно и о других связях, имела ли она таковые, не знаю. Была ли она у Сухово-Кобылина после нашего катания, не знаю. После катания привез ее на квартиру, она торопилась в квартиру, а я уехал. Во время обеда и прогулки о желании своем кататься в парк она не говорила. (Это тоже ложь. О желании ехать в парк она говорила несколько раз, что подтверждают все показания Ландрет и Сушкова, а также письмо поручика Кобылину. — В. О.) …О надобности своей ехать седьмого числа вечером в село Хорошево или куда-нибудь еще ничего мне не говорила. Ревновал ли Кобылин Деманш к кому-либо или она его, мне тоже неизвестно. (Не могло быть неизвестно. Разговоры о ревности Деманш и о романе Кобылина с Нарышкиной ходили по всей Москве еще до открытия преступления; даже купцы, не говоря уже о дворянском обществе, знали всю историю в подробностях. — В. О.) …Во всё время бытности Деманш у Сушкова она была в прекрасном расположении духа и ни на что не жаловалась. Кто именно виновен в убийстве ее, мне неизвестно, и подозрений ни на кого не имею.