Прекрасные незнакомки. Портреты на фоне эпохи - читать онлайн книгу. Автор: Борис Носик cтр.№ 31

Хотя роман кончился неудачей, дальнейший нетривиальный путь влюбленностей Цветаевой уже был с определенностью объявлен в ее «Царь-Девице»: «Царь-Девицею живу – беззаконницей!»

Позднее Цветаева напишет «Историю одного посвящения», где снова появится образ амазонки, преследующий поэтессу с детства:

Впрочем, до упомянутых здесь парижских 30-х годов много еще чего случится в жизни Цветаевой и родного ее города. В благополучную некогда Москву, в уютный родительский дом в Борисоглебском близ Арбата пришли унизительная нищета, голод, болезни, грязь, вши, насилие. И при всем том не унимался в кругах московской богемы разлив любовных страстей, поэзии, театра, всех видов искусства. У потомков-читателей может создаться впечатление, что и в ту страшную пору в цветаевском окружении умирали только от любви. Полтора десятка лет спустя, сидя на атлантическом берегу близ Бордо в летнем отпуске (оплаченном ее мужу московской Лубянкой) Цветаева напишет в своей «Повести о Сонечке»:

Все есть в повести – революция, пайки, «воблиный суп с перловой крупой», комиссары, матросы, искусство, поэзия, театр, но главное – любовь.

Цветаевская Сонечка, «институтка, гувернантка, актриса», любит всех: на «каждой точке земного шара – тысячи, тысячи тех, кого я могла бы любить».

То же происходит и с прочими в их кругу: любовь Марины к Юре (Завадскому), Павлу (Антокольскому), любовь Юры к Павлу, пылкая любовь всех ко всем, и к Сонечке, конечно, и к театру, и к поэзии… А ведь при этом есть еще дети, две девочки, дочки… Это уже, впрочем, слишком… Девочек Марина отдает в сиротский приют. Однако работникам приюта самим нужен, вероятно, этот бесценный сиротский хлеб. Приехав навестить дочек, Марина обнаруживает, что одна из них, младшая, Ирина, уже умерла. Старшую, Алю, приходится забрать, пока еще живая… А где молодой муж Марины, был ведь муж? Его нет. Он ушел в белую армию спасать Россию от большевистских насильников. Впрочем, и среди насильников, среди матросов, солдат и комиссаров попадаются неотразимые парни…

Еще в 1932 году Цветаева без изменений переписывает свою старую запись:

В «Повести о Сонечке» из «родного триединства» ее окружения тех лет она выделяет теперь Володю Алексеева: «В Москве 1918–1919 г. мне мужественным в себе, прямым и стальным в себе делиться было не с кем. С Володей я отводила свою стальную душу».

Это стальное всплывает и в стихах о Волконском: «Стальная выправка хребта…»

Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – русская поэтесса, прозаик, переводчица.

Московское издательство «Эллис Лак» выпустило (при участии Культурного центра «Дом-музей Марины Цветаевой») увесистый том воспоминаний, связанных с любовной историей Марины Цветаевой и молодого большевика Бориса Бессарабова. В доме доктора Доброва близ Арбата двадцатичетырехлетнего Бориса познакомили с Мариной. Борис в то время был членом коммунистической партии, служил в Красной армии, исполнял писарскую работу при военкомах, а позднее занимал и комнссарские должности в железнодорожных войсках. На жизнь он подрабатывал физическим трудом в семьях, близких к Добровым, – у Шаховских, у Бориса Зайцева. Увидев, как атлетически сложенный, румяный, чубастый молодой красавец колет во дворе дрова для вдовы композитора Скрябина Татьяны Федоровны, Цветаева решила, что этот большевик – подходящая пара («пара – до нельзя!» – написала она в письме Евгению Ланну) для ее «Царь-Девицы». Под впечатлением романтической сцены дровозаготовок Цветаева написала стихотворение «Большевик» и даже начала сказку «Егорушка», которую писала на всем протяжении любовного романа с бойцом Бессарабовым (через несколько месяцев она, впрочем, забросила и недописанную сказку и самого румяного большевика). Для полноты любовного переживания Цветаева по своей привычке подробно описывала все этапы соблазнения красноармейца в письмах к новому своему знакомцу Евгению Ланну. Первая и вторая встреча с бойцом: «Расстались – Ланн, похвалите, – у моего дома…» На третий раз они уже не расстались: «Ланн! Если бы медведь гладил стрекозу – не было бы нежнее. – Лежу не двигаясь. Гладит долго… Целует легко-легко, сжимает так, что кости трещат».

В общем, образцы эпистолярной цветаевской прозы, которая не претендует на точность характеристик и описаний, а лишь на одну восторженность: «Мне от него тепло, Ланн, мне с ним благородно, люблю его по хорошему… это настоящая Россия – Русь – крестьянский сын».

То, что Борис не был никаким крестьянским сыном, – докучливая подробность.

Борис подружился и с гениальной девятилетней дочкой Цветаевой, она тоже писала ему высокоидейные письма: «Борис! Коммунизм и другой, нашизм, это все ничто! – Есть только Русь и не Русь!»

Борис по мере сил помогал и Цветаевой, и Добровым менять вещи на еду, доставать нужные бумажки у всевластных комиссаров, помогал переехать сестре Марины Асе с ребенком из Крыма и еще, и еще… Но довольно скоро он надоел Марине. К весне она уже была влюблена в образованнейшего князя (и, конечно, гомосексуалиста) Сергея Михайловича Волконского, книгу которого прочла. Она писала ему в конце марта: