Алексей Константинович Толстой - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Новиков cтр.№ 37

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Алексей Константинович Толстой | Автор книги - Владимир Новиков

Cтраница 37
читать онлайн книги бесплатно

Гр. А. Толстой».

Надо сказать, что Александр II с большой неохотой пошёл навстречу просьбе графа Толстого. Ранее не раз предпринимались попытки вернуть поэта ко двору. Какое-то заманчивое предложение было сделано ему через Анну Тютчеву, но Толстой его дипломатично отверг. Даже неизвестно, в чём оно заключалось. В конце концов указ об окончательном увольнении Алексея Константиновича Толстого с придворной службы по домашним обстоятельствам с сохранением чина статского советника последовал 28 сентября 1861 года. Он был произведён в егермейстеры, что давало право охотиться в царских угодьях и позволяло посещать Зимний дворец в любое время. Одновременно А. К. Толстой был вычеркнут из списка лейб-гвардейского стрелкового батальона.

«КНЯЗЬ СЕРЕБРЯНЫЙ»

Славянофилы, казалось бы, с полным основанием видели в Алексее Константиновиче Толстом своего союзника. Сам же он отнюдь не всегда разделял их историософию; она представлялась ему сухой, умозрительной и даже в какой-то мере оторванной от жизни. Алексей Толстой испытывал глубокое уважение к Ивану Аксакову, но считал его прежде всего «суровым гражданином» (как он выразился в письме Каролине Павловой) и не был склонен прислушиваться к критическим замечаниям последнего. Их эстетические взгляды и жизненные установки далеко не всегда совпадали. Об этом Алексей Толстой писал в обширном послании Ивану Аксакову, напечатанном в «Русской беседе».

Судя меня довольно строго,
В моих стихах находишь ты,
Что в них торжественности много
И слишком мало простоты.
Так. В беспредельное влекома,
Душа незримый чует мир,
И я не раз под голос грома.
Быть может, строил мой псалтырь.
Но я не чужд и здешней жизни;
Служа таинственной отчизне,
Я и в пылу душевных сил
О том, что близко, не забыл.
Поверь, и мне мила природа,
И быт родного мне народа —
Его стремленья я делю,
И всё земное я люблю,
Все ежедневные картины:
Поля, и села, и равнины,
И шум колеблемых лесов,
И звон косы в лугу росистом,
И пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков;
В степи чумацкие ночлеги,
И рек безбережный разлив,
И скрып кочующей телеги,
И вид волнующихся нив;
Люблю я тройку удалую,
И свист саней на всём бегу,
На славу кованную сбрую,
И золочёную дугу;
Люблю тот край, где зимы долги,
Но где весна так молода,
Где вниз по матушке по Волге
Идут бурлацкие суда;
И все мне дороги явленья,
Тобой описанные, друг,
Твои гражданские стремленья
И честной речи трезвый звук.
Но всё, что чисто и достойно,
Что на земле сложилось стройно,
Для человека то ужель,
В тревоге вечной мирозданья,
Есть грань высокого призванья
И окончательная цель?
Нет, в каждом шорохе растенья
И в каждом трепете листа
Иное слышится значенье,
Видна иная красота!
Я в них иному гласу внемлю
И, жизнью смертною дыша,
Гляжу с любовию на землю,
Но выше просится душа;
И что её, всегда чаруя.
Зовёт и манит вдалеке —
О том поведать не могу я
На ежедневном языке.

(«И. С. Аксакову». 1859)

Между прочим, сам Иван Аксаков предложил в заглавии стихотворения заменить свою фамилию ничего не говорящей криптограммой N.N. Алексей Толстой был против. Он писал ему из Погорельцев в Москву 28 февраля 1859 года: «Послание моё печатайте как хотите, но жаль мне будет, если оно появится под литерами N.N. Пожалуй, подумают, что я боюсь обращаться к Вам открыто, потому что Вы под опалой». Дело в том, что правительство запретило издание газеты «Парус», где Иван Аксаков был главным редактором, после первого же номера.

Славянофилы были активными сторонниками отмены крепостного права. Алексей Хомяков даже выразился, что ни о каком праве здесь вообще не может быть речи, ибо это — сплошное и наглое бесправие. Однако они видели выход из неприглядной действительности в возвращении к «исходным началам народной жизни». Тот же Хомяков писал в программной статье «Старое и новое»: «Наша древность представляет нам пример и начала всего доброго в жизни частной, в судопроизводстве, в отношении людей между собою; но всё это было подавлено, уничтожено отсутствием государственного начала, раздорами внутренними, игом внешних врагов. Западным людям приходится всё прежнее устранять, как дурное, и всё хорошее в себе создавать; нам довольно воскресить, уяснить старое, привести его в сознание и жизнь. Надежда наша велика на будущее» [51]. Но именно к «исходным началам народной жизни» А. К. Толстой и относился крайне скептически. Его интерес к русской истории диктовался стремлением разобраться в этих «исходных началах».

Особое внимание поэта было привлечено к личности Ивана Грозного. Этот царь вызывал неослабевающий интерес и как историческая фигура, и как психологический феномен, и как политический мыслитель. Действительно, казалось необъяснимым превращение умного, талантливого и просвещённого правителя, каким был молодой Иван IV, когда его вполне можно было бы назвать идеальным монархом, в кровавого тирана. Буйство опричнины по злой воле царя вызывало дрожь. Именно это жестокое время разгула казней и привлекало А. К. Толстого, поскольку в это же время воочию являло себя и человеческое благородство. Смертельная опасность пробуждала самые высокие качества человека. Таков Василий Шибанов — герой одноименной баллады (о ней уже сказано). Менее известно другое стихотворение этого периода — «Князь Михайло Репнин». Очевидно, что художественно оно уступает балладе о бесстрашном слуге князя Курбского, но интересно как один из первых набросков замысла романа «Князь Серебряный»:

Без отдыха пирует с дружиной удалой
Иван Васильич Грозный под матушкой Москвой.
Ковшами золотыми столов блистает ряд,
Разгульные за ними опричники сидят.
………………………………………………………
Но голос прежней славы царя не веселит,
Подать себе личину он кравчему велит:
«Да здравствуют тиуны, опричники мои!
Вы ж громче бейте в бубны, баяны-соловьи!
Себе личину, други, пусть каждый изберёт,
Я первый открываю веселый хоровод».
………………………………………………………….
Тут встал и поднял кубок Репнин, правдивый князь:
«Опричина да сгинет! — он рёк, перекрестясь. —
Да здравствует во веки наш православный царь!
Да правит человеки, как правил ими встарь!
Да презрит, как измену, бесстыдной лести глас!
Личины ж не надену я в мой последний час!»
Он молвил и ногами личину растоптал;
Из рук его на землю звенящий кубок пал…
«Умри же, дерзновенный!» — царь вскрикнул, разъярясь,
И пал, жезлом пронзенный, Репнин, правдивый князь.

(«Князь Михайло Репнин». 1840-е)

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию