Александр Блок - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Новиков cтр.№ 27

Намеченный тираж — одна тысяча экземпляров (в итоге выйдет 1200). Стоимость — один рубль. Большую цену издатель поставить не решился: только Бальмонт и Брюсов сейчас могут претендовать на два рубля за книжку. «Толпа платит за имя. Надо создать себе известность и невысокой ценой первой книги подготовить широкий круг читателей для следующих», — пишет Соколов Блоку в преддверии выхода «Стихов о Прекрасной Даме». И притом советует ему не брать слишком много экземпляров для дарения друзьям и знакомым: «Каждый одаренный дает почитать двадцати знакомым, и в результате круг людей, интересующихся книгой, исчерпан».

Окончательный расчет издателя с автором будет произведен в конце 1910 года. Блок получит от Соколова последние 32 рубля, а вместе с предыдущими выплатами суммарный гонорар составит 130 рублей. Плюс 74 экземпляра, которые автор за это время получил бесплатно. О каком-либо коммерческом эффекте издания говорить не приходится. Для сравнения: в марте 1905 года отец Блока присылает сыну в качестве материальной поддержки 300 рублей, а в мае — еще 200.

Появляются критические отзывы, в которых «вечная сущность» книги понята и принята. Вячеслав Иванов по просьбе Брюсова пишет рецензию в журнал «Весы». Лично с Блоком он пока не знаком, стихи считал «деланными и навеянными», но когда «увидел его вещи во всей совокупности», даже устыдился своего прежнего отношения. «Высшее требование, предъявленное поэзии Верленом: „de la musique avant toute chose” ^[17], — исполнено…» — констатирует мэтр.

Зинаида Гиппиус, написав большую рецензию для «Нового пути», показывает ее Блоку до напечатания. Отзыв отнюдь не комплиментарный, и претензия предъявлена серьезная: «Книга Блока мистична, но отнюдь не религиозна». Гиппиус борется с эстетизмом, считая веру в искусство страшным грехом. Недовольна обожествлением Прекрасной Дамы, хотя именно первой части книги отдает предпочтение перед остальными. «Стихи без „Дамы” — часто слабый, легкий бред…» И далее: «… та непонятность, которую и не хочется понимать». Написано с некоторой снисходительностью: «Не будем же требовать от этой милой книжки более того, что она может дать; она и так дает нам много, освежает и утешает нас, посылает легкий, мгновенный отдых».

На такое можно и обидеться. Однако Блок нуждается не только в поддержке, но и в споре, в диалоге. Вопрос о соотношении религиозной веры и «веры эстетической» подлежит долгому обсуждению, которое ценно само по себе. Об этом пишущие и читающие будут полемизировать вечно, к общему решению не придут никогда, но энергия спора будет питать творчество.

Среди принявших «Стихи о Прекрасной Даме» — двадцатилетний московский поэт Виктор Гофман, поместивший одобрительную рецензию в журнале «Искусство» (1905, № 1). Рецензия не очень глубока. Автор довольно наивно перечисляет «лучшие», по его мнению, стихотворения, а в конце указывает «довольно слабые». Кстати, история литературы и критики не раз показала, что такие перечисления — самый проигрышный прием в арсенале критика, поскольку в разряд «слабых» нередко попадают самые оригинальные вещи. Так и здесь: «отвратительным» обзывает рецензент стихотворение «Город в красные пределы…».

Кстати, Гофман — поэт совсем молодой, еще год назад считавший себя учеником Бальмонта и Брюсова, а теперь быстро меняющий ориентиры. Примерно в те же дни он делится стратегическими соображениями в письме к Александру Рославлеву: «Ведь Вы, я да еще, пожалуй, Ал. Блок — новое поколение в поэзии, молодое трио — в противоположность старому — Бальмонту, Брюсову, Белому, которые представляют собою ценности уже достаточно установившиеся». Гофман, конечно, слишком много на себя берет: Блок отнюдь не увидит в нем и в Рославлеве поэтических «братьев», однако это эпистолярное размышление по-своему примечательно. Едва войдя в заветную «четверку» поэтов-символистов, Блок уже как бы выбивается из нее, воспринимается как более «молодой» и «новый» даже в сравнении с Белым.

Первая книга Блока натолкнулась и на грубые нападки. «К первым рифмам, какие ему приходят в голову, он прилаживает тоже первые приходящие ему в голову бессмысленные фразы. <…> Бедный, свихнувшийся графоман!» — злобствует на страницах «Нового времени» небезызвестный реакционер Виктор Буренин. Не более чуток к эстетическим материям народник Александр Гуковский, рецензент журнала «Русское богатство»: «…Не трудно показать, что его стихи — прескверные стихи и даже совсем не стихи». В журнале «Мир Божий» отклик появится не сразу, в марте 1905 года, и Блоку будет высказана серьезная политическая претензия: «Целый том стихов об одной прекрасной даме — теперь, когда у всех русских людей одна общая прекрасная дама, и к ней все мысли, все чувства, все переживания…» Язык изумителен! Под «общей дамой» имеется в виду не публичная женщина — критик демократического направления называет так революцию…

Но без подобных наскоков не бывает и настоящего успеха. Блок готов к несправедливым оценкам. Как раз в момент выхода первой книги он завершает свое кандидатское сочинение «Болотов и Новиков». Сам автор считает его учебным и компилятивным, но все же нечто личное в отношении к просветителю-масону у него есть — когда, например, в конце работы констатируется «непонимание Новикова даже „лучшей частью” русского общества».

Определилось то, что Блок назовет потом «чувством пути». Вектор его поэтического развития и его жизнестроения.

Он ясен, но не прост, не элементарен. Это не прямолинейное движение «от» и «до». К нему, как и к искусству вообще, неприменимы критерии прогресса или упадка.

В нем соединяются сразу три координаты.

Первая — движение во времени. У Блока острое чувство Хроноса, недаром он все внимательнее будет к датировке стихотворений, к их «дневниковой» роли.

Вторая — движение ввысь, полет. Без этого невозможно творческое усилие, и даже рискованное погружение в тьму, в житейский хаос нацелено на обретение новой высоты.

Третья — «возвратное движение», движение по кругу. Поэт никогда не забывает своей стартовой точки: детства, Петербурга, первой любви. Он всегда будет поэтически уточнять и переосмысливать прошлое. И это не просто ретроспекция, не поворот назад. Если и повтор, то музыкальный.

И еще круговое движение — это установка на полноту взгляда, на универсальность картины мира. Не упустить, не пропустить по пути ничего значительного.

Под таким углом зрения можно прочесть всякое блоковское стихотворение. Такое настроение слышится и в последних строфах первой блоковской книги:

(«Дали слепы, дни безгневны…»)

Мир первой книги — это и модель будущего развития Блока как поэта, и вполне сложившаяся модель его жизненного поведения, способ его взаимодействия с людьми.