Калиостро - читать онлайн книгу. Автор: Елена Морозова cтр.№ 69

А сколько зла причиняют такие письма! Мысль о том, что все государственные темницы похожи на Бастилию, приводит меня в ужас! Вы даже не представляете себе, какие жестокости там творятся: циничное бесстыдство, ложь, притворное сострадание, безграничная озлобленность, несправедливость и смерть — вот тамошние правители. Вы не знаете, что такое ужасы Бастилии. Я шесть месяцев находился в 15 футах от жены и не знал этого. Многие там по тридцать лет, их считают умершими, но это не так! К ним не проникает свет, и они там в одиночестве, словно ни мира, ни Создателя больше нет… Друг мой, я говорю вам: нет такого преступления, за которое человек бы заслуживал Бастилии. Говорят, там применяют пытки и есть палачи, и мне легко в это поверить. Меня спрашивают, вернусь ли я во Францию, если мне дадут охранные грамоты. Разумеется, отвечаю я, но только когда на месте Бастилии разобьют площадь для гулянья. Дай Бог, чтобы это случилось! У вас, французов, есть все, чтобы быть счастливыми: плодородная почва, мягкий климат, добросердечный и веселый нрав, изобретательность и очарование; вам нет равных в искусстве нравиться. У вас есть все, друзья мои, кроме одного пустячка: вы не можете быть уверены, что сегодня ночью будете спать в собственной постели, даже когда вам не в чем себя упрекнуть. Но честь! Честь семьи! Говорят, письма с печатью — неизбежное зло… Как вы наивны! Вас убаюкивают сказками. Сведущие люди сказали мне, что семье гораздо труднее получить письмо с печатью, нежели какому-нибудь мстительному клерку или продажной женщине. Семейная честь! Неужели вы считаете, что семья лишится чести, если казнят одного из ее членов? Как мне вас жалко! В стране, где пребываю я сейчас, на это смотрят иначе. Довольно смиряться с произволом, заслужите себе свободу.

Ваши парламенты способны произвести революцию в умах. Только слабодушные противятся революции. Секрет в том, что революцию надобно как следует подготовить и в ней должны быть заинтересованы и народ, и король, и правительство. Берите в союзники время, и тогда сия столь необходимая революция пройдет мирно, а иначе о ней и думать не стоит. Идите дорогой свободы, но идите мирно.

Друг мой, я предрекаю: настанет время и вами станет править государь, который отменит письма с печатью, созовет Генеральные штаты и установит истинную религию. Сей государь, избранный самим небом, не станет злоупотреблять властью, ибо злоупотребление ведет к разрушению самой власти; он не станет довольствоваться положением первого из министров, он станет первым из французов. Счастлив тот король, который примет такой указ! Счастлив канцлер, который его подпишет! И счастлив парламент, который утвердит его! Ах, друг мой, мне кажется, что времена эти уже не за горами. Уверен, если бы ваш король слушал только собственное сердце, он давно бы вступил на путь реформ. И хотя он поступил со мной излишне сурово, я по-прежнему высоко ценю его достоинства.

Прощайте, добрый мой друг, мои добрые и истинные друзья; я обращаюсь к вам: вспоминайте о нас; мы же любим вас всем сердцем»¹.

Пространное письмо, известное как «письмо к французскому народу», опубликовали от имени Калиостро, однако составителем его, очевидно, явился адвокат Тилорье, последовавший за своим подзащитным в Англию. После торжественных проводов английская земля встретила супругов Калиостро не слишком любезно: на таможне их багаж старательно обыскали и конфисковали шкатулку с бриллиантами — возможно, теми, которые де Лонэ соблаговолил вернуть Серафине. Как и повсюду в Европе, англичане следили за делом об ожерелье и, возможно, посчитали сии бриллианты остатками пресловутого украшения. Разумеется, все знали об оправдании Калиостро, но флегматичные островитяне придерживались изречения «нет дыма без огня». Да и к ярым католикам, коим выставлял себя на процессе магистр, относились с подозрительностью. «Для французских узников все завершилось гораздо лучше, чем я предполагал. Я с самого начала говорил, что никогда не сумею разобраться в этом деле; теперь я абсолютно уверен, что ничего в нем не понял»², — выразив мнение большинства англичан, писал Гораций Уолпол.

Несмотря на конфискацию драгоценностей, испортившую настроение Серафине, магистр пребывал в полнейшей эйфории. Ощущая себя победителем, он лелеял планы создания великого масонского храма, еще более величественного, нежели тот, который ему не довелось открыть в Лионе. Впрочем, когда Калиостро находился в Лондоне, 25 июля его истовые ученики узрели его на открытии храма в Лионе: магистр появился в зале, где стоял его мраморный бюст. Калиостро приписывали способность находиться в нескольких местах сразу; но скорее всего речь шла о галлюцинациях. Недаром писали, что «Калиостро имел талант возбуждать ложновидение, то есть галлюцинации»³.

Поселившись неподалеку от Гайд-парка, в доме номер 4 по Слоун-стрит, Калиостро немедленно развил бурную активность, в чем ему во многом способствовал Самюэль Свинтон, владелец газеты «Курье де л’Эроп», коему магистра рекомендовал Лаборд. Многие биографы пишут, что именно Свинтон предоставил в распоряжение четы Калиостро и дом, и роскошную обстановку. Подарок особенно пришелся по душе Серафине: после парижских пертурбаций она с радостью вернулась к комфортному существованию. Радужное настроение магистра поддерживали письма его адептов. Узнав о парижских делах, шевалье де Ланглуа из Страсбурга писал на имя Тилорье: «Ах, как я был бы счастлив, если бы смог выразить ему всю ту нежную и почтительную привязанность, всю ту любовь, коя переполняет мне душу! Передайте ему, что я предан ему душой и телом…»⁴ «Сейчас нам особенно хочется выразить свою любовь нашему отцу и благодетелю. Даже если его постигнет участь Сократа, мы всегда будем с гордостью объявлять себя его учениками и апостолами», — вторил ему Саразен. «Учитель, вы для меня все. Самым счастливым мигом моей жизни станет миг, когда я смогу пасть в ноги вам и магистрессе и заверить вас в своем почтении, подчинении и послушании», — писал неизвестный ученик Египетской ложи. «Господин и повелитель, позвольте припасть к вашим стопам, вручить вам свое сердце и смиренно просить помочь мне обратить мой дух к Всевышнему. Не стану, о мой повелитель, говорить о скорби, что охватила меня, когда океанские волны унесли от берегов Франции самого лучшего из всех повелителей и самого могущественного среди смертных: вы знаете об этом лучше меня», — восторженно заявлял неизвестный адепт.

Ощущение победы, советы Тилорье и его тестя д’Эпремениля побудили Калиостро направить в Париж бумагу с требованием возмещения ущерба и наказания тех, по чьей вине он случился, — то есть комиссара Шенона и коменданта Бастилии де Лонэ. Иначе говоря, только что выбравшись из королевских застенков, магистр вновь нападал на королевскую власть, представителями которой выступали Шенон и Лонэ. Вряд ли Калиостро сознавал, что его оправдали не столько потому, что он доказал свою невиновность, сколько потому, что его оправдание воспринималось как обвинение королевы. Оппозиция судила двор, погрязший в долгах и коррупции, королеву, проматывавшую государственный бюджет, и абсолютную власть короля, неспособного достойно управлять государством. Арест Калиостро и его жены предоставил оппозиции в лице д’Эпремениля и Тилорье прекрасный повод повести наступление на неограниченную власть монарха и укрепить положение парламента. Мистические и масонские общества того времени являлись рассадниками политического радикализма. Само их существование бросало вызов государственным институтам, и, отбиваясь от (зачастую справедливой) критики со стороны официальной науки, они в лице своих оппонентов нападали на королевский деспотизм и привилегии, коими вышеуказанные институты обладали. В таком контексте целитель, пророк и масон Калиостро оказывался персонажем вполне революционным. Следуя в фарватере Тилорье, Калиостро, сам того не подозревая, поплыл по реке, именуемой политикой, и теперь его демарши в собственную защиту воспринимались как выступления против королевской власти.