МИД. Министры иностранных дел. Внешняя политика России: от Ленина и Троцкого – до Путина и Медведева - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 207

К концу дня Бессмертных собрал своих заместителей. По словам Квицинского, министр сказал, что у них есть три варианта действий: либо подать в отставку, либо ничего не делать, либо продолжать работать, чтобы не нанести ущерба внешней политике страны. Все высказались за третий вариант. После этого министр уехал на дачу. С ним общались по телефону. Говорили, что у Бессмертных дипломатическая болезнь. Он уверял, что страдал от приступа почечнокаменной болезни.

«Августовский путч был воспринят в целом спокойно, — свидетельствует бывший подполковник внешней разведки Виктор Калашников, который служил в Вене под посольским прикрытием. — Собственно, некоторые из отделов аналитического управления 1-го Главного управления КГБ еще с января 1991 года стали собирать и обобщать опыт военных диктатур, особенно чилийской… Утром 22 августа актив совколонии нервно толкался в парткоме: платить или не платить взносы сегодня, в день зарплаты. Заплатить-то можно, но как это поймут? Войдя, секретарь влез на стул и первым делом снял со стены портрет Горбачева…

Больше всех от тех событий пострадала, пожалуй, милейшая Лена Язова — дочь того самого маршала-гэкачеписта. Ее вместе с троими детьми срочно эвакуировали в Москву. А подруги, особенно жены коллег мужа по военному цеху, еще пару дней назад выражавшие глубокую преданность и заходившие к ней на чай, гордо проходили мимо в ответ на недоуменные вопросы о ее стремительном исчезновении…»

«Бессмертных оказался не на высоте», — сказал Горбачев, вернувшись из Фороса. В тот момент Горбачев не признавал полутонов. Или ты поддержал ГКЧП, или остался верен президенту и законной власти. Накануне в Форосе, когда к нему все прилетели, Горбачев упрекнул Лукьянова в присутствии Примакова и Бакатина:

— Если ты не мог сразу собрать Верховный Совет, чтобы разделаться с путчистами, почему не встал рядом с Ельциным?

Горбачев и с министром иностранных дел разговаривал очень жестко:

— У меня создалось впечатление, что вы вели себя пассивно в эти три дня.

Бессмертных не согласился:

— Это неправильно! Вам наговаривают на меня. Я единственный из ваших соратников, кто прошел через это испытание. Все были в отпусках. А я старался сделать все, чтобы защитить нашу политику.

— У меня иная информация, — сказал Горбачев.

Бессмертных подал в отставку. В иное время Александр Бессмертных оставался бы министром долгие годы. Он собрал коллегию, рассказал о разговоре с президентом. Провожали его с сожалением, к нему в министерстве относились очень хорошо.

— Я вынужден был уйти, — говорил мне Бессмертных, — потому что исчезло взаимопонимание с Горбачевым. Я сам ушел и не переживаю по этому поводу.

Перед тем как покинуть министерство, Александр Александрович позвонил своему главному партнеру Бейкеру. В Вашингтоне было четыре часа утра. Бейкер выразил сожаление: «Мне очень жаль, что это случилось. Мы начали хорошо работать вместе».

— Вы о чем-нибудь потом сожалели? — спросил я Александра Александровича.

— Внешняя политика, которая при мне проводилась, не была поставлена под сомнение. Напротив, все отмечали, что меня не критикует ни один из флангов политического поля. А то, что я ушел с поста министра… Так сложились обстоятельства.

После отставки Бессмертных стал руководителем Центра политического анализа во Внешнеполитической ассоциации Шеварднадзе, а после отъезда Эдуарда Амвросиевича в Грузию возглавил ассоциацию.

Александр Александрович ведет классический образ жизни бывшего министра иностранных дел: участвует в международных научных конференциях, разработке внешнеполитических прогнозов, общается с коллегами из разных стран. С журналистами встречается не часто. В одном из редких газетных интервью он сказал:

— Какой-то особой ностальгии по работе во власти сейчас не испытываю. Я профессиональный дипломат и остаюсь им, по существу занимаясь тем же самым, что и раньше. Плюс впервые в своей жизни наслаждаюсь свободой, не ограниченной инструкциями не всегда умных начальников.

На праздновании восьмидесятилетия Горбачева в Москве в марте 2011 года Бессмертных поклялся автору этой книги, что очень скоро завершит работу над своими воспоминаниями…

Утром 28 августа 1991 года президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева соединили с советским послом в пока еще единой Чехословакии Борисом Дмитриевичем Панкиным. В посольстве аппарат междугородной правительственной связи по инструкции находился в отдельной звуконепроницаемой будке, где было душно и тесно.

— Здравствуй, Борис Дмитриевич, — буднично сказал Горбачев, словно они только вчера расстались, — ты можешь сейчас прилететь в Москву?

— Если вы вызываете, конечно.

— Тогда прилетай сегодня же и прямо ко мне в Кремль… Прямо из аэропорта… Речь идет о назначении тебя министром иностранных дел…

Панкин ответил четко:

— Могу я ответить так: я немедленно вылетаю, но в дороге буду думать.

Аэрофлотовский самолет задержали в пражском аэропорту, чтобы посол успел собраться, и Панкин вылетел в Москву. В Кремле у Панкина несколько раз проверяли документы, пока он не попал к помощнику Горбачева по международным делам Анатолию Черняеву. Тот сказал Панкину, что никто Горбачеву не называл его кандидатуру, он сам это решил. Причем вспомнил, что знаком с Панкиным еще с комсомольских лет.

Когда Панкина пригласили в кабинет Горбачева, там уже сидел Александр Яковлев. Горбачев достал из стола папочку, в которой лежали две бумаги, и несколько картинно подписал первый из указов, которым освобождал Панкина от обязанностей посла в Чехословакии:

— Но этот указ мы положим в стол. Пусть полежит там, пока Верховный Совет вот эту бумагу не утвердит. — Он подписал второй указ и прочитал его текст вслух: — «Назначить министром иностранных дел и внести настоящий указ на утверждение Верховного Совета СССР».

— Учти, могут и не утвердить, — предупреждающе сказал Яковлев. — Тут, брат, дело такое…

— Утвердят, утвердят, — уверенно сказал Горбачев. — Пусть попробуют не утвердить.

Это был звездный час Бориса Панкина. Это было нечто почти неправдоподобное. Его имя в те дни облетело всю планету. Указ о его назначении министром был зачитан по телевидению в девять вечера. В этот момент он еще находился в приемной президента. Все бросились его поздравлять. Евгений Максимович Примаков, которому неведома была его дальнейшая счастливая судьба, то ли в шутку, то ли всерьез попросил нового министра послать его послом в какую-нибудь хорошую страну:

— Только не на Ближний Восток, хватит с меня. Лучше, например, в ту же Англию.

Потом Панкина еще раз принял Горбачев, говорил о том, что предстоит сделать — «менять ориентиры, отбрасывать предубеждения», тесно сотрудничать с Западом, налаживать контакты с благополучной Саудовской Аравией, а не с Ливией и Ясиром Арафатом. Горбачев был очень недоволен поведением Министерства иностранных дел во время августовского путча: