МИД. Министры иностранных дел. Внешняя политика России: от Ленина и Троцкого – до Путина и Медведева - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 193

Саддам Хусейн этого не ожидал. Впервые Соединенные Штаты и Советский Союз действовали вместе в таком принципиальном вопросе. Идеологические соображения потеряли значение, важно было желание остановить агрессора и показать всем другим потенциальным агрессорам, что им это не сойдет с рук. Саддам фантастически промахнулся. Он выбрал худшее время для оккупации Кувейта. Чуть позже или чуть раньше все могло повернуться иначе.

Горбачев поддержал Шеварднадзе:

— Другая реакция была бы для нас неприемлема, поскольку акт агрессии совершен при помощи нашего оружия, которое мы согласились продавать Ираку с целью поддержания его обороноспособности, а не для захвата чужих территорий и целых стран.

По инициативе МИД, КГБ и Министерства обороны приняли решение вывести из Ирака всех советских военных советников.

9 сентября 1990 года Горбачев и Буш встретились в Хельсинки. Две державы продемонстрировали, что они едины. Именно тогда у Буша появилась мысль, что создается новая мировая система, в которой ООН действительно будет играть ту роль, которая ей предназначалась, а Соединенные Штаты и Советский Союз станут партнерами в обеспечении мировой безопасности.

Евгений Примаков, специалист по Арабскому Востоку, лично знакомый с Саддамом Хусейном, сказал Горбачеву, что сумеет убедить иракского лидера уйти из Кувейта. Шеварднадзе был против поездки Примакова в Ирак. Он доказывал Горбачеву, что Саддам истолкует его приезд как выражение поддержки. Но Горбачев мечтал: а вдруг поездка Примакова принесет какой-то благоприятный результат. Шеварднадзе возмущался:

— Не может быть у страны две внешние политики!

Но получилось именно так. Линия Шеварднадзе — это стратегическое сотрудничество с американцами с одной целью: не дать агрессору возможности воспользоваться плодами победы. Линия Примакова — это попытка, используя личные отношения с иракскими руководителями, найти выход из положения до того момента, как будет применена сила.

В Москве действительно не знали, как быть. Саддам, конечно, агрессор, но он — союзник и партнер. Соединенные Штаты хотят наказать агрессора, но как можно радоваться торжеству американского оружия? С другой стороны, кто виноват, что Саддам не понимает иного языка, кроме языка силы? Совершив акт агрессии, он сам вывел себя из-под защиты международного права. Советские руководители тоже несут свою долю вины в том, что произошло. Видели же, что в Багдаде существует преступный режим, с которым нельзя иметь дело. Саддам убивал коммунистов и вообще оппозиционеров, травил курдские деревни ядовитыми газами, вел с соседним Ираном восьмилетнюю войну. Но в Москве полагали, что некие высшие государственные интересы требуют закрывать на все это глаза, поддерживать Саддама и снабжать его оружием…

5 октября Саддам Хусейн принял в Багдаде Примакова. Он говорил, что Кувейт — исторически часть Ирака, поэтому он никогда не выведет свои войска. Саддам согласился отпустить на родину только тех советских специалистов, срок контракта которых истекал в течение года (примерно треть всех работавших в Ираке советских граждан), остальные должны были остаться. Тем самым советские специалисты превращались в заложников, в живой щит Саддама Хусейна.

Примаков ожидал большего успеха от своей поездки. Тогда он предложил Горбачеву: попробуем уговорить Саддама уйти, обещав ему сразу же заняться решением судьбы палестинцев. Горбачев поручил Шеварднадзе действовать вместе с Примаковым. Министр не был согласен с Примаковым: любые обещания Саддаму создают у него ощущение, что он может настоять на своем, если проявит упорство.

Шеварднадзе возмущался, говорил помощникам, что готов уйти в отставку:

— Кто руководит внешней политикой? Я или Примаков? Кто за нее отвечает? Я не могу быть министром, если какие-то другие люди станут заниматься внешней политикой!

Со своим планом мирного урегулирования Примаков полетел в Европу, а потом в Соединенные Штаты. Шеварднадзе через своего помощника передал американцам:

— Примаков направляется в Вашингтон с предложением, которое мне не нравится.

Примаков уговаривал американцев дать Саддаму возможность уйти, сохранив лицо. В частности, оставить ему два кувейтских острова и нефтяное месторождение, которые, собственно, и стали предметом спора с Кувейтом. Президенту Бушу Евгений Максимович внушал:

— Не загоняйте Саддама в угол. Ему надо помочь найти путь к политическому решению.

Буш решительно возразил Примакову:

— Саддам совершил преступления, сравнимые с гитлеровскими. Как же можно идти на уступки такому человеку?

Примаков понял, что вопрос будет решен военным путем. Он еще раз полетел в Ирак и сказал Саддаму:

— Вы меня знаете давно и понимаете, что я говорю вам только правду. Если вы не уйдете из Кувейта, по Ираку будет нанесен удар.

Саддам ответил, что он не может уйти, пока не решен вопрос о выводе американских войск из Саудовской Аравии, пока Ираку не обеспечен выход к морю и пока не решена палестинская проблема. Примакову не оставалось ничего иного, кроме как развести руками. Саддам сам навлек на себя военную катастрофу. Но это произошло уже после того, как Шеварднадзе перестал быть министром иностранных дел.

Совет Безопасности ООН 29 ноября 1990 года принял резолюцию, которая давала Багдаду сорок семь суток — «пауза доброй воли» — для вывода войск из Кувейта. На следующий день Ирак на весь мир объявил о том, что отвергает эту резолюцию.

В середине декабря в Багдад отправилась делегация, которую возглавлял заместитель председателя Совета министров СССР и председатель Государственной военно-промышленной комиссии Игорь Сергеевич Белоусов. Он надеялся уговорить иракцев принять мир и решить судьбу трех с половиной тысяч советских граждан в Ираке, которых Саддам удерживал в положении заложников. Для него это был инструмент давления на Москву. Игорь Белоусов достиг договоренности о том, что наши граждане будут отпущены. Они покинули Ирак, за исключением семидесяти человек…

Партийное собрание Министерства обороны дважды обращалось к Горбачеву с требованием привлечь Шеварднадзе к уголовной ответственности за продажу интересов Родины. В Верховном Совете и в печати министр иностранных дел подвергался не просто критике, а откровенным оскорблениям. Он превратился в козла отпущения. Его обвиняли во всех смертных грехах. А люди, которые должны были его поддержать, молчали. Он обижался на Горбачева, который его не защищал, хотя министр проводил президентскую линию.

От Горбачева постоянно требовали скальпа Шеварднадзе. И президент явно подумывал о том, что, может быть, ему нужен новый министр, которого не будут каждый день топтать в Верховном Совете. Возможно, в Горбачеве проснулась ревность. Шеварднадзе стал известен во всем мире. Внешнюю политику страны связывали с его именем. Считали его не исполнителем воли Горбачева, а творцом политики. Это почетно для министра, но опасно для его карьеры. Шеварднадзе был честолюбивым человеком. Не любил оставаться на задворках. Говорят, что у Горбачева была мысль предложить Шеварднадзе громыкинский вариант — возглавить Верховный Совет.