Приключения Конан Дойла - читать онлайн книгу. Автор: Рассел Миллер cтр.№ 73

Вернувшись в Лондон, Дойл, следуя своему принципу “честной игры”, написал Энсону, что его статья неминуемо поставит полицию Стаффорда в сложное положение, и выбраться из него с честью будет тяжело. Но “долг обязывает” его довести расследование до конца. Он сослался на заключение Скотта и заметил, что, потрудись Энсон сам проделать путь от дома викария до места преступления, он не стал бы утверждать, будто это легко. Дойл категорически не согласился с тем, что Эдалджи лгуны, и отчитал Энсона за намеки относительно сексуальных отношений отца и сына, которые спят в одной комнате. Ничего подозрительного он в этом не видел и предостерег Энсона, что “если такого рода донесения поступят в министерство внутренних дел, то Эдалджи сумеют доказать, насколько беспочвенно это обвинение. Мое участие им обеспечено”. Энсон на это публично обозвал Конан Дойла “абсолютно беспринципным, бессовестным человеком, полным болваном и мошенником”.

Одиннадцатого января “Дейли телеграф” опубликовала первую часть статьи Конан Дойла “Дело м-ра Джорджа Эдалджи”. “Надеюсь, — писал автор, — что изложенная мною история возбудит такую бурю чувств у жителей нашей страны, что власти пересмотрят это дело”. Он подробно излагал факты, писал факты, писал о вопиющей несправедливости полиции и судебных чиновников и требовал оправдательного приговора. Он подчеркнул, что только расовая нетерпимость лежала в основе предвзятого отношения к семье Эдалджи, и говорил, что если ее еще хоть как-то можно понять у необразованных сельских жителей, то куда сложнее — у начальника полиции, чья откровенно предвзятая позиция сыграла решающую роль в деле.

“Я изучил множество документов и проверил массу фактов — и реальных, и крайне сомнительных. Я был максимально беспристрастен, и единственный вывод, к которому пришел… заключается в том, что Джордж Эдалджи никогда, ни напрямую, ни косвенно, не имел какого-либо отношения к анонимным письмам. Что касается “следов Эдалджи”, якобы обнаруженных рядом с убитым пони, то они были сняты уже после того, как все поле вокруг было истоптано полицейскими и местными зеваками, с отпечатка, похожего на отпечатки ботинок Эдалджи. Их признали идентичными, между тем как принадлежать они могли кому угодно. Зато тот факт, что на одежде Эдалджи обнаружили лишь два крошечных пятнышка крови, никого не смутил. А ведь тот, кто взрезал пони живот — не забудем, в ночной темноте, — наверняка был бы измазан кровью с ног до головы. Что до волосков, найденных на плаще обвиняемого, то объяснить их нетрудно: плащ был отправлен в качестве улики в одном свертке с образцом шкуры бедного пони.

Эти ошибки смешны до идиотизма, но смеяться тут нечему, учитывая трагический исход дела. Я думаю, что на всем свете не сыскать человека, менее склонного и менее способного совершить такое преступление”.

Дойл отзывается об Эдалджи как о “безукоризненном” человеке, ссылается на его школьного учителя, уверявшего, что мальчик “он был мягкий, сговорчивый”. По свидетельству бирмингемского адвоката, у которого работал юноша, тот ни разу не выказал ни малейшей склонности к жестокости. И наконец, он настолько плохо видел, что с шести ярдов не узнавал знакомых. Кроме того, и письма, и убийства животных явно были делом рук какого-то безумца, а Эдалджи “никоим образом нельзя назвать даже эксцентричным. И его доводы в свою защиту на суде говорят о разумной, взвешенной позиции. А ведь он столько перенес, что и умом повредиться было нетрудно”.

Дойл сравнивал дело Эдалджи со знаменитым делом Дрейфуса: молодого офицера французского Генштаба, капитана Альфреда Дрейфуса обвинили в шпионаже в пользу Германии (1894), разжаловали и сослали на Чертов остров во Французской Гвиане. В январе 1898 года в газете “Аврора” появилось письмо знаменитого французского писателя Эмиля Золя под заголовком “Я обвиняю”, в котором он решительно заявлял: дело сфабриковано, а Дрейфус невиновен. Резонанс был огромный, Франция буквально разделилась на два лагеря, за и против Дрейфуса. Бесконечные судебные разбирательства тянулись вплоть до 1906 года, когда Дрейфуса оправдали (до того, в 1903 году, президент объявил о его помиловании), вернули ему все чины и регалии и даже наградили орденом Почетного легиона.

Сходство и впрямь было разительным: в обоих случаях фигурировал инородец (Дрейфус был евреем), и там, и там власти вели себя вопиюще предвзято, с легкостью игнорируя очевидные просчеты и ошибки обвинения, вплоть до подлога улик. В обеих странах на защиту невиновного встал известный писатель.

Дойл подчеркивал, что Дрейфуса сделали козлом отпущения именно потому, что он был евреем, а Эдалджи — индусом. А ведь Англия так возмущалась несправедливостью по отношению к Дрейфусу!

Все судебные средства исправить ошибку были исчерпаны. “Перед нашим носом просто захлопнули дверь, — писал Дойл в заключение. — И теперь мы обращаемся к последнему суду, который никогда не ошибается, если ему представлены честные факты. Этот суд — народ Британии, и мы спрашиваем его: можно ли оставить это дело, или надо бороться дальше?”

За один день дело Эдалджи превратилось в общенациональный скандал. В “Дейли телеграф” хлынули письма возмущенных читателей в защиту Эдалджи. Историю подхватили и многие другие газеты, в том числе зарубежные. Разумеется, все отмечали, что Конан Дойл превратился в настоящего Шерлока Холмса. А обозреватель “Дейли кроникл” так и вовсе написал, что Холмс наконец взялся за реальное дело: “Благодаря тому, что он [Конан Дойл] создал необычайно сильного, живого героя, читатели инстинктивно принимают автора за его творение, не делая между ними отличий, а потому многие думают, что расследование провел великий Шерлок”. В “Подлесье” приходили мешки писем с поздравлениями. Впрочем, были и гневные отклики, в которых Эдалджи называли “закадычным дружком” Дойла, а также “проклятой собакой, исчадием ада”.

Четырнадцатого января Джордж Мередит поздравил Конан Дойла с “величайшей услугой, оказанной обществу”. “Не стану упоминать имени, которое вам уже надоело слышать, но создатель потрясающего сыщика-любителя доказал, с каким профессионализмом сам может действовать в жизни…” Дж. Барри также выражал полную поддержку: “Не сомневаюсь, что Эдалджи был приговорен без малейших к тому оснований”.

Шум, поднятый в прессе, и общественная реакция вынудили власти начать хоть что-то делать. Англия была, вероятно, единственной цивилизованной страной в мире, где не существовало уголовного апелляционного суда, и потому министр внутренних дел Герберт Гладстон создал комитет по расследованию этого дела. К несчастью, одним из троих ее членов стал сэр Альберт де Рутцен, двоюродный брат Энсона.

Дойлу стали приходить письма с угрозами, написанные той же рукой, что и письма, которые прежде получали Эдалджи. “Я знаю от детектива из Скотленд-Ярда, что если вы напишете Гладстону и скажете, что Эдалджи все-таки виновен, то в следующем году вас сделают лордом. Уж верно лучше стать лордом, чем потерять своих деток и печенку. Подумайте обо всех жутких убийствах, вы-то как сможете ускользнуть?” И дальше: “… Они зря выпустили его тюрьмы, где самое место ему, и его отцу, и всем черным и желтым жидам…” Это не поколебало решимости Конан Дойла довести дело до конца, напротив, теперь он решил, что необходимо найти истинного преступника и добиться полного оправдания Эдалджи.