Николай и Александра - читать онлайн книгу. Автор: Роберт К. Масси cтр.№ 85

На следующий вечер Пуанкаре устраивает прощальный обед на борту «Франции» в честь императора и государыни. «Вид стола… имеет род наводящей ужас величественности, чему способствуют четыре гигантские 305-миллиметровые пушки, которые вытягивают свои громадные стволы над гостями, – вспоминал посол. – Небо уже прояснилось, легкий ветерок ласкает волны, на горизонте встает луна… Я остаюсь один на один с императрицей, которая предлагает мне сесть в кресло с левой стороны от себя. Бедная государыня кажется измученной и усталой… Но вдруг она подносит руки к ушам. Затем застенчиво, со страдающим и умоляющим видом она указывает мне на музыкантов эскадры, которые совсем близко от нас начинают яростное allegro, подкрепляемое медными инструментами и барабаном.

„Не могли бы вы…“ – шепчет она. Я делаю рукой знак капельмейстеру… Молодая великая княжна Ольга… наблюдает за нами с беспокойством в течение нескольких минут. Она быстро встает, скользит к своей матери с легкой грацией и говорит ей два-три слов совсем тихо. Затем, обращаясь ко мне, она продолжает: „Императрица немного устала, но она просит вас, господин посол, остаться и продолжать с ней разговаривать“».

Перед отплытием «Франции» император пригласил Палеолога на царскую яхту.

«Ночь великолепная, – писал посол. – Млечный Путь развертывается, сверкающий и чистый, в бесконечном эфире. Ни единого дуновения ветра. „Франция“ и сопровождающий ее отряд судов быстро удаляются к западу, оставляя за собой длинные, пенистые ленты, которые сверкают при луне, как серебряные ручьи… Адмирал Нилов приходит выслушать приказания императора, который говорит мне: „Эта ночь великолепна. Если бы мы прокатились по морю…“ Император рассказывает мне про беседу… с Пуанкаре. Он мне сказал: „Несмотря на всю видимость, император Вильгельм слишком осторожен, чтобы кинуть свою страну в безумную авантюру… А император Франц-Иосиф хочет умереть спокойно“».

В 12.45 ночи 25 мая Палеолог попрощался с императором и, добравшись до Петербурга, в половине третьего лег в постель. В семь утра его разбудили и уведомили о том, что накануне, когда посол отправился в увеселительную прогулку на яхте, Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум.

И текст, и срок окончания ультиматума были определены заранее. С одобрения императора Франца-Иосифа правительство Австро-Венгрии давно решило объявить Сербии войну. Начальник штаба Конрад фон Гетцендорф намеревался тотчас объявить мобилизацию и начать военные действия. Однако канцлер граф Бертольд решил действовать хитрее. Он убедил членов правительства предъявить Сербии такие условия, что та вынуждена будет отвергнуть их.

В ультиматуме утверждалось, будто покушение на эрцгерцога Франца-Фердинанда было разработано в Белграде, будто сербские чиновники снабдили убийцу бомбой и пистолетом и будто бы сербские пограничники тайно переправили их через границу. Австро-Венгрия потребовала, чтобы австрийским офицерам разрешили въезд на территорию Сербии для проведения расследования. В довершение ультиматум требовал запрещения всякой националистической пропаганды против австро-венгерской монархии, роспуска всех сербских националистических организаций и увольнения из сербской армии всех офицеров, настроенных против Австро-Венгрии. На ответ давалось всего сорок восемь часов.

Ультиматум был составлен и одобрен Францем-Иосифом 19 июля. Но вручение его Сербии было задержано на четыре дня, чтобы президент Франции и русский император не сумели проконсультироваться и принять совместное решение. Ультиматум был вручен лишь в полночь на 23 июля, когда Пуанкаре находился уже в море.

Ознакомившись с документом, каждый европейский дипломат понял его значение. Ответственный австрийский чиновник граф Хойос заявил без обиняков: «Требования австро-венгерского правительства таковы, что ни одно государство, обладающее хотя бы крупицей национальной гордости или достоинства, не сможет их принять».

Сэр Эдвард Грей, британский министр иностранных дел, заявил в Лондоне австрийскому послу, что не помнит другого такого случая, чтобы правительство одного государства направляло столь грозное послание правительству другого государства. Русский министр иностранных дел Сазонов сказал коротко: «C’est une guerre euroṕeenne!» ^[57]

Получив этот ультиматум, сербское правительство обратилось за помощью к России, исконной заступнице славян. Из Царского Села Николай II телеграфировал сербскому королевичу-регенту: «Пока есть малейшая надежда избежать кровопролития, все наши усилия должны быть направлены к этой цели. Если же, вопреки нашим самым искренним желаниям, мы в этом не успеем, Ваше Высочество может быть уверенным в том, что ни в каком случае Россия не останется равнодушной к участи Сербии».

24 июля в Красном Селе был созван военный совет, а 25 июля император вызвал в Царское Село министров.

Люди, собравшиеся в кабинете царя в тот летний день, восприняли австрийский ультиматум как прямой выпад в адрес России. Роль защитницы славянских народов, которую исполняла Россия, и гарантия независимости, данная Николаем II сербскому правительству, представляли собой важные элементы дипломатии в Европе. Поэтому угроза Сербии рассматривалась не иначе как вызов российскому могуществу и влиянию на Балканах. Во время совещаний, проходивших в окрестностях Санкт-Петербурга в течение двух этих судьбоносных дней, как Сазонов, так и великий князь Николай Николаевич, генеральный инспектор русской армии, заявили, что Россия не может бросить Сербию на произвол судьбы, не утратив при этом репутации великой державы.

Дилемма, возникшая в июле 1914 года, уходила корнями в недавнее прошлое, когда семь лет назад произошел дипломатический кризис, возникший вследствие захвата Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией. Весь мир оказался тогда свидетелем унижения России. Причиной тому была тайная дипломатия и личные качества тогдашнего министра иностранных дел России А. Извольского. Назначенный на эту должность в конце неудачной Русско-японской войны, Извольский сразу предпринял шаги, направленные на ликвидацию последствий дальневосточной авантюры. Заняв свой пост в 1906 году, когда Столыпин стал премьер-министром, он задался целью обеспечить России свободный проход через Дарданеллы. Сам Извольский был за то, чтобы попросту отобрать проливы вместе с Константинополем у обветшалой Турецкой империи, но Столыпин запретил подобные действия, во всяком случае до тех пор, пока Россия не окрепнет. «Тогда, – заявил Столыпин, – Россия скажет свое веское слово, как делала это прежде».

От своей мечты Извольский не отказался. Это был дипломат старой школы. Полный, щеголеватый, он носил белый жилет с жемчужной булавкой, белые гетры, лорнет и душился одеколоном «Фиалка». Для достижения одной цели он был способен нанести ущерб другой. Для Извольского это было дело обыденным. Поэтому не удивительно, что в 1907 году он тайно встретился со своим австрийским коллегой бароном фон Эренталем. На встрече было достигнуто частное соглашение, выгодное обеим державам. За то, что Австро-Венгрия поддержит требование России к Турции разрешить беспрепятственный проход русского флота через проливы, Извольский не станет возражать против аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины. Сделка являлась нарушением общеевропейских договоров, подписанных всеми великими державами. Понимая это, оба государственных деятеля – во всяком случае, так утверждал впоследствии Извольский – согласились, что оба акта следует осуществить одновременно, поставив Европу перед свершившимся фактом. Что касается Извольского, то сделка означала не только нарушение договоров, но и предательство славянского народа.