Николай и Александра - читать онлайн книгу. Автор: Роберт К. Масси cтр.№ 161

«Вечером, в десять с половиной часов вечера мы пошли наверх пить чай, – вспоминает швейцарец. – Государыня сидела на диване, имея рядом с собой двух дочерей. Они так много плакали, что их лица опухли. Все мы скрывали свои мученья и старались казаться спокойными. У всех нас было чувство, что если кто-нибудь из нас не выдержит, не выдержат и все остальные. Государь и государыня были серьезны и сосредоточенны. Чувствовалось, что они готовы всем пожертвовать, в том числе и жизнью, если Господь, в неисповедимых путях Своих, потребует этого для спасения страны. Никогда они не проявляли по отношению к нам больше доброты и заботливости. Та великая духовная ясность и поразительная вера, которой они проникнуты, передаются и нам, – свидетельствует Жильяр. – В одиннадцать часов с половиной слуги собираются в большой зале. Их Величества и Мария Николаевна прощаются с нами. Государь обнимает и целует всех мужчин, государыня – всех женщин».

Жители домов на противоположной стороне улицы увидели, как осветились окна губернаторского особняка. Под утро к подъезду дома были поданы экипажи. То были сибирские «кошевы» – тележки без рессор, все парные, кроме одной, запряженной тройкой. Снег не везде сошел, кое-где земля была обнажена. «Мы находим на заднем дворе немного соломы, которую подстилаем на дно тарантасов, – пишет Жильяр. – Мы кладем матрац в тот из них, который предназначен государыне». Ее кошева была единственной, имевшей откидной верх.

«Государыня, прощаясь, просит меня не сходить вниз и остаться при Алексее Николаевиче. Я отправляюсь к нему, он плачет в своей кровати». Яковлев был чрезвычайно почтителен к государю и то и дело прикладывал руку к головному убору. Проводив императрицу к ее экипажу, комиссар настоял на том, чтобы она надела пальто потеплее, и, укутав ее в шубу лейб-медика, послал за тулупом для доктора. Государыня хотела, чтобы вместе с нею сел супруг, но Яковлев запротестовал, заявив, что император поедет в открытой кошеве рядом с ним. К императрице он поместил Марию Николаевну, а князя Долгорукова, доктора Боткина, камердинера Чемодурова, лакея Ивана Седнева и комнатную девушку Демидову рассадил по другим повозкам.

Когда все устроились, кучера щелкнули кнутами, подводы, сопровождаемые эскортом всадников, тронулись и вскоре исчезли за воротами. Сидевший у постели больного цесаревича Жильяр вспоминал: «Мы слышим грохот экипажей. Великие княжны возвращаются к себе наверх и проходят, рыдая, мимо дверей своего брата». Заключение продолжалось. Не было ни «Братства», ни «хороших русских людей», ни попыток спасти царскую семью. Был только мальчуган да три его сестры, перепуганные и одинокие.

Поездка в Тюмень оказалась трудной и утомительной. Через Иртыш переправлялись по льду, покрытому талым снегом. Колеса по самые оси погружались в воду. Добравшись до реки Тобол, путники увидели, что ледяной ее покров испещрен трещинами. В опасных местах шли пешком. Часто меняли лошадей. Последняя станция была в Покровском, у распутинского дома. Внизу в примитивных кошевах сидели плененные царь и императрица, а из окон на них смотрели и махали платками родичи человека, который столько сделал, чтобы их погубить. Прежде чем кортеж двинулся дальше, вдова Распутина, Прасковья, посмотрела государыне в глаза и перекрестила ее.

В двадцати верстах севернее Тюмени кортеж был встречен отрядом красных конников, которые, обступив путников, проводили их до самого города. При виде всадников государыня стала вглядываться в их лица. Она решила, что это «хорошие русские люди», прискакавшие на выручку, узнав, что царя и императрицу куда-то увозят. Не подозревая, что их появление вселило надежду в души пленников, всадники проводили их до вокзала, где уже стоял специальный поезд. Яковлев посадил царя и императрицу в вагон первого класса, а сам вместе со своим помощником отправился на телеграф, откуда послал в Тобольск депешу: «Едем благополучно. Христос с нами. Как здоровье Маленького. Яковлев». Хотя телеграмма и была подписана комиссаром, в Тобольске знали, кто в действительности составил ее текст. Затем уполномоченный наладил связь с Москвой.

Оставив помещение телеграфа, Яковлев принимает необычное решение. Поняв из телеграфных переговоров с Кремлем и слухов, дошедших до Тюмени, что Екатеринбург не пропустит его состав в Москву, он решает ехать на восток, а не на запад. Так можно добраться до Омска, а оттуда – на южную ветку Великого Сибирского пути и по нему, через Челябинск, Уфу и Самару, попасть в Москву. Вернувшись в вагон, комиссар сообщает узникам о своих намерениях. В пять утра, с потушенными огнями, состав уходит из Тюмени в сторону Омска. Но Яковлев забыл упомянуть, что за Омском лежат тысячи верст свободного пути к Тихому океану.

Едва состав покинул Тюмень, Екатеринбургский совдеп узнал, что поезд направился к Омску. Состоялось срочное заседание президиума исполкома. Президиум Уральского совета под председательством Белобородова (Вайсбарта) объявил Яковлева «изменником делу революции» и поставил его вне закона. По проводам ушел призыв под грифом «всем, всем, всем» к местным органам большевистской власти и партии. Откликнувшись на призыв Уральского совдепа, Западносибирский совет принимает меры к тому, чтобы задержать поезд Яковлева, не получив иных указаний из Москвы. На узловую станцию Куломзино, находящуюся в ста верстах от Омска, посылается конный отряд. Там Яковлеву сообщают, что он объявлен изменником. Отцепив паровоз с одним вагоном, Яковлев оставляет поезд с царем и императрицей под охраной отряда и едет в Омск. Переговоры с Западносибирским совдепом оказались безрезультатными, и Яковлев по прямому проводу ведет переговоры со Свердловым, объясняя ему, почему он изменил маршрут. Свердлов ответил, что придется подчиниться обстоятельствам и ехать в Екатеринбург, чтобы сдать узников Уральскому совдепу. Расстроенный, Яковлев вернулся к поезду и сообщил государю и императрице: «Мне приказано отвезти вас в Екатеринбург». Царь ответил: «Я бы поехал куда угодно, только не на Урал. Судя по местным газетам, уральские рабочие настроены резко против меня».

Как отнестись к этой запутанной истории, где переплетены противоречивые намерения, зловещие интриги, то и дело меняющиеся решения? Позднее, когда В. В. Яковлев перешел на сторону войск Колчака, большевики заявили, будто Яковлев был участником монархического заговора. После того как ему не удалось пробиться через Омск к Тихому океану, он, дескать, повернул назад, рассчитывая остановить поезд и увезти узников в горы. Убедительных доказательств этой гипотезы не существует. Хотя Яковлев и сочувствовал царственным пленникам, вероятнее всего, он был тем, за кого выдавал себя, – представителем московских властей, пытавшимся выполнить приказ кремлевского начальства доставить императора и его семью в столицу. Когда же прямой путь в Москву оказался блокирован и возникла опасность захвата его подопечных, московский уполномоченный попытался пробиться в столицу окружным путем, через Омск. Но он очутился в гуще свары между находящимся где-то вдалеке ВЦИКом и местным, Уральским, совдепом и в конце концов, при попустительстве Свердлова, уступил силе.

Но если мотивы и намерения Яковлева нам более или менее понятны, то планы остальных сторон, участвовавших в этих событиях, неясны и зловещи. Вдобавок к тем двум образам Яковлева, которые нам предложены, – как преданного монарху рыцаря, пытавшегося спасти императорскую чету, и как московского ставленника, покорившегося превосходящим силам, можно предположить, что он играл еще одну роль. Вполне вероятно, что он оказался пешкой в подлой игре, затеянной Уральским совдепом в Екатеринбурге, большевистскими правителями в Москве и правительством кайзера Вильгельма II в Берлине.