Дзеткевич сказал, что Гарик пообещал появиться в «Лiтаре» после обеда. Однако из Москвы он уехал накануне днем и должен был приехать в Витебск часов в десять-одиннадцать вечера. Где он провел ночь? Почему обманул Дзеткевича? Или он задержался в Москве, к примеру, сказал, что уезжает в командировку, а сам поехал к какой-нибудь из любовниц? Или все-таки он приехал вечером и отправился к Алесе Петранцовой? Если так, то что произошло между ними той ночью и не из-за этого ли на следующий день Алеся была убита? Получается, что убийца — опять Гарик?
Павел Горенко — давний друг, надежный партнер, второе «Я» Галицкого — убийца, повинный в смерти двух человек? От этой мысли головная боль слабо пискнула и бесследно сгинула, освободив поле боя. Галицкий резко сел и поднял спинку кресла в вертикальное положение.
— Ты что? — с тревогой посмотрела на него Ганна. — Тебе плохо? Или хорошо?
— Мне просто отлично, — проскрипел он, не зная, куда деться от своего ошеломляющего открытия.
— Пустить тебя обратно за руль?
— Нет, я должен подумать. Смотри на дорогу и не мешай.
— Да ради бога, — Ганна пожала плечами и демонстративно надулась, но ему сейчас было не до ее обид.
Итак, что еще? Ольга Горенко звонила, чтобы сказать, что Гарик закрыл их общий счет, чтобы купить дом в Лондоне. Ольга расценила это как решение ее бросить. Но что, если таким образом Гарик просто подготовился к переезду за границу на постоянное место жительства. Именно он убил Вольдемара Краевского, забрал у него картину Шагала (уж в чем в чем, а в живописи Гарик разбирался неплохо, не зря же у них и картинная галерея общая, одна на двоих), на все свободные средства купил дом в Лондоне, а после переезда туда планирует найти покупателя Шагала и зажить в свое удовольствие. Бросил же он, сгоряча: «Я уйду от тебя. Найду куда. На тебе одном свет клином не сошелся…» Значит, уже приготовил пути к отступлению. А Ольга… Что Ольга? Захочет — заберет жену на берег туманного Альбиона, не захочет — действительно бросит. Характер у супруги Гарика — не сахар. И ревнивая она, и пилит его постоянно.
А может быть, все-таки Гарик ни при чем. Стоп. Как он сказал тогда в гостинице, когда Ганна фактически обвинила его в убийстве Алеси. «Это же так просто. Приехать в другой город, оглушить женщину ударом по голове и задушить ее в кустах». Откуда он узнал, что Петранцову задушили? Этого никто при нем не говорил, но он тем не менее оказался в курсе. Потому что сам душил?
Галицкому внезапно стало жарко. Горячая волна поднималась откуда-то изнутри, от сердца, и заливала все тело, делая ноги и руки ватными. С каждой минутой он все больше утверждался в мысли, что убийства Краевского и Петранцовой были совершены именно Гариком. А он, болван, еще отправил Гарика спасать попавшую в беду Ганну. А если бы он ее тоже убил? Хотя зачем ему это?
У Краевского он забрал картину Шагала, дающую ему свободу и от «Ирбиса», и от Галицкого, и от надоевшей жены. Алесю убил потому, что она ему надоела. А Наталья Ванюшкина? Ее-то кто убил?
Мельком посмотрев на по-прежнему надутую Ганну, которая молча вела автомобиль, он попил воды, плеснул себе немного за ворот футболки, охлаждая горящее от тревожных мыслей тело, и снова погрузился в раздумья. Алеся Петранцова оказалась соседкой Ванюшкиных. Скорее всего, именно она и познакомила Гарика с Валентином. Писатель, живший в Москве, часто приезжал к матери, а Гарик, наведываясь в Витебск, останавливался в квартире своей темпераментной любовницы.
Зная, что Алеся работает в «Лiтаре», Вольдемар вполне мог вынудить ее познакомить его с владельцем бизнеса, то бишь издателем Павлом Горенко. Так они и встретились. Вполне возможно, что в случайном разговоре Ванюшкин проговорился про Шагала, а может быть, искал в лице солидного и обходительного Гарика денежного покупателя. Как бы то ни было, Гарик узнал о картине, выстроил всю комбинацию и убил сначала писателя, а потом единственных свидетелей, знавших об их знакомстве — Алесю и Наталью. Так, теперь все сходится…
Скорее всего, и с Миленой Краевского познакомил именно Гарик. Обижать писателя отказом его печатать он не мог, поэтому и провернул комбинацию, в которой заботиться о писательской славе возлюбленного стала уже Милена. Впрочем, это уже не важно.
Важно, что с этим всем делать дальше. Послезавтра Гарик улетает в Берлин. По легенде — открывать новый магазин, детище «Ирбиса». На деле — вывезти неизвестную картину Шагала, отряхнуть прах Родины с ног и зажить новой жизнью. Остановить его или Илья Галицкий — не судия своему самому верному другу? На этот вопрос у него не было ответа.
Вдали показался Витебск, и Галицкий с облегчением вздохнул. Сейчас ему предстояло доставить в милицию Адрыяна Дзеткевича, проследить, чтобы с него сняли показания, а потом можно будет наконец-то остаться с Ганной наедине и поделиться с ней своими мыслями. С ее логикой, ясным и упорядоченным умом, она обязательно придумает выход из положения. Или развеет его сомнения, либо наоборот подкрепит их точными доводами.
Но если Галицкий прав в своих догадках, то жизнь его уже никогда не будет прежней. В ней не станет Гарика, надежного, ироничного, не очень доброго, но верного Гарика, с которым бок о бок прожиты последние двадцать лет. Не самые легкие были годы, но неплохие, это точно.
* * *
Из всех московских аэропортов Ганна больше всего любила Шереметьево. Почему-то именно здесь она остро чувствовала и радость от приближающегося отпуска, и предвкушение скорой встречи с незнакомыми до этого городами и странами, и легкий холодок, бегущий по спине от страха перед новой встречей с небом.
В Шереметьево было прохладно и несуетно, в отличие от вечно переполненного людьми Домодедова. Здесь даже пассажиры были иные, более элегантные, одетые с тем непередаваемым дорожным изяществом, которое достигается лишь солидными деньгами. Почему-то в Шереметьево Ганна всегда ощущала себя частью некоей элитной части общества. Это было глупо, но приятно, и она позволяла себе эту маленькую, предотпускную глупость.
Сейчас от привычной аэропортовской расслабленности и неги не осталось и следа. Ганна чувствовала себя сжатой до отказа пружиной и знала, что Галицкий тоже напряжен до предела, стараясь из последних сил удержать бьющую его нервную дрожь.
В Шереметьево они приехали прямо из Белоруссии, не заезжая ни домой, ни на работу, не сказавшись ни родным, ни друзьям. Заканчивая все дела в Витебске и отпрашиваясь у следователя, они и так потратили непозволительно много времени. Следователь, к счастью, разрешил им уехать, поскольку в совершенных преступлениях не подозревал. И Галицкий, и Ганна клятвенно пообещали быть на связи и приехать в Витебск снова, если в них окажется нужда. Галицкий умел быть убедительным, и Ганна подозревала, что в его случае убедительность эта была подкреплена еще и финансово. Конечно, считается, что милиция в Белоруссии не берет взяток, но все ведь люди, а значит, ничто человеческое им не чуждо. Как бы то ни было, уехать им разрешили.
Регистрация на рейс Москва — Берлин, на который был куплен билет Павла Горенко, начиналась в семь тридцать пять утра, сразу после отправления предыдущего рейса, а Ганна и Галицкий подъехали к терминалу D в восемь пятнадцать, несмотря на то, что в дороге провели полночи, нигде не останавливаясь, и там, где это позволяла дорожная обстановка, Илья гнал, как безумный.