Ей оставалось дойти до огромного сиреневого куста, издающего немыслимый аромат, свернуть к помойным бакам, и она была бы уже во дворе дома. Из-за куста ей навстречу поднялась какая-то тень и (Ганна даже испугаться не успела) ударила ее чем-то тяжелым по голове.
— Вова расстроится, — мелькнуло у нее в голове. — Но у него теперь есть Илья. Илья не даст ему пропасть. Хотя расстроится тоже.
В этой мысли было что-то невыразимо прекрасное. Думать о том, что Галицкий расстроится, было непривычно приятно. Обычно расстройство Галицкого приводило ее в состояние ступора, так что в испытываемой ею радости было что-то странное. Но додумать об этом до конца Ганна не успела, потому что начала проваливаться в густую вязкую темноту, напоминающую чмокающую топь. И спасения из этой трясины не было.
Глава одиннадцатая
В плену подозрений
Ганна очнулась, словно вынырнув с большой глубины. Сначала появился туманный свет, который все приближался и приближался, рассеивая сгустившуюся вокруг тьму. Ганна с трудом разлепила склеившиеся веки и попыталась сфокусироваться. Вокруг было светло, причем свет был естественным, не электрическим, и падал откуда-то сбоку, где, по всей видимости, находилось окно.
Итак, она в помещении и сейчас день. Это хорошо. Сделав такой вывод, Ганна снова прикрыла глаза от усталости, чтобы немного отдохнуть от предпринятого умственного усилия. Период, на протяжении которого она всматривалась в окружающий мир, был таким небольшим, что никто из находящихся в комнате даже не заметил, что она очнулась.
С закрытыми глазами она попыталась прислушаться к себе, и своим ощущениям. Голова была тяжелой, но не болела. Ганна попыталась подвигать ей по подушке, но сделать это простое движение у нее отчего-то не получилось. Она снова распахнула глаза, чтобы понять, где же все-таки находится.
Из-за того, что голова не поворачивалась, угол обзора был невелик. Сфокусировавшись, Ганна разглядела белый потолок с чистой, но старомодной люстрой на три плафона. У кровати, на которой она лежала, Ганна обнаружила железную решетку, тоже до ужаса старомодную. Притулившись к решетке, сиротливо стояла капельница. Отходящая от нее гибкая трубочка вилась вдоль кровати и ныряла под одеяло, которым Ганна была аккуратно прикрыта.
Пошевелив пальцами правой руки, Ганна убедилась, что капельница ведет именно к ней, а сама рука привязана к основанию кровати, наверное, для того, чтобы Ганна во сне нечаянно не вырвала капельницу. Итак, она, по всей видимости, в больнице.
Второе умственное усилие далось ей не менее тяжело, чем первое, но закрывать глаза Ганна больше не стала, скосив их в сторону, чтобы увидеть что-нибудь еще. Надо же понять, как именно она здесь оказалась. Память услужливо напомнила о темном переулке, по которому она спешила в свою съемную квартиру, шевелящийся куст сирени, фигуру, метнувшуюся навстречу.
Запах сирени, сладкий, тошнотворный подступил к самому горлу, заставив быстро-быстро сглотнуть подступившую слюну. Ганна испугалась, что ее сейчас вырвет, и не в силах повернуть голову она задохнется в собственной рвоте. От ужаса у нее выступили слезы, покатились по щекам, и она жалобно запищала, как потерявшийся щенок.
От ее писка комната пришла в какое-то непонятное движение. Кто-то вскочил, задвигал мебель, подбежал к ее кровати, и она вдруг увидела склонившееся над ней лицо Галицкого, встревоженное, осунувшееся и вдобавок небритое. Ни разу в жизни она не видела его небритым. От изумления, немедленно сменившегося ужасом, что у нее галлюцинации и ей привиделся призрак Галицкого, Ганну даже перестало тошнить.
— Очнулась наконец-то, — с удовлетворением произнес призрак. — Гарик, позови врача.
В поле зрения Ганны мелькнуло второе лицо — симпатичное, тщательно выбритое, чуть насмешливое. Павел Горенко взглянул ей в глаза, коротко подмигнул и исчез, видимо, вышел в коридор.
— Вы что здесь делаете? — почему-то шепотом спросила Ганна, немного успокоившись. Подмигивать призраки могли, а вот разговаривать вряд ли.
— Тебя караулим, чтобы коньки не откинула, — нелюбезно сообщил Галицкий.
— А мы где?
— В областной больнице славного города Витебска. Ты хоть что-нибудь помнишь?
Ганна задумалась.
— Я вчера возвращалась домой от Натальи Ванюшкиной, это мама Валентина, ну, писателя Вольдемара Краевского. А потом меня у самого дома кто-то ударил по голове. Это я помню. Еще помню, что вчера ездила в Здравнево, и там убили Алесю Петранцову. Я еще хотела тебе обо всем этом рассказать, но позвонить не успела, потому что меня у самого дома кто-то ударил по голове.
— Ты повторяешься. — Галицкий был так зол, что с трудом сдерживался. Злился он на эту дуреху, которая влезла-таки в неприятности и только чудом уцелела.
— Пожалуйста, я могу не рассказывать, — обиделась Ганна. — Ты мне лучше скажи, как я оказалась в больнице, а главное — как здесь очутился ты. И Гарик.
В голове у нее мелькнуло что-то связанное с Гариком. Мысль была неприятной, царапающей, но ускользающей от сознания, тем более, что все, связанное с Галицкими, интересовало ее гораздо больше.
— Тебя нашли на улице. — Галицкий говорил сквозь зубы, словно заставляя себя проталкивать слова наружу. — Привезли в больницу. Ты была без сознания и все время бормотала: «Илья, Илья…» Врачи влезли в твой телефон, и так как Илья там был только один, позвонили мне с вопросом, знаю ли я гражданку Друбич Ганну Михайловну.
— Ты не стал от меня отказываться? — в голосе Ганны скользнула насмешка. — Вот спасибо.
— Я выяснил, что с тобой случилось, и, так как Гарик накануне уехал в Витебск в командировку, то позвонил ему с просьбой организовать для тебя нормальные условия, найти каких-нибудь профессоров и все такое. А сам впрыгнул в машину и помчался сюда.
— Я надеюсь, с водителем?
— Водитель к тому моменту был уже дома, поэтому я предупредил маму, не стал пугать Вову и поехал. К твоему сведению, я умею водить машину.
— Я ни разу не видела тебя за рулем, — пробормотала Ганна.
— Я не больной и не убогий. То, что я обычно езжу с водителем, это вопрос удобства. За рулем я не могу смотреть документы и отвечать на телефонные звонки. А вообще вожу я довольно уверенно, и проехать шестьсот километров по пустынной дороге — не такая проблема, чтобы сейчас ее обсуждать.
Разговор пришлось прервать, потому что в палату вошла группа людей в белых халатах, возглавляемая Гариком.
— Пока тебя осмотрят, мы сходим перекусим, — сказал Галицкий. — С учетом, что ел я в последний раз вчера в пять, а сейчас уже полдень, есть хочется сильно.
— Это я так долго была без сознания? — Ганна испуганно посмотрела в лицо склонившегося над ней пожилого человека в белом халате.
— Да разве ж это долго, — тот усмехнулся в пышные усы. — У вас, девушка, удивительно крепкая голова.