Почти семейный детектив - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Мартова cтр.№ 19

Галицкий покормил ее завтраком с ложечки. Она сказала, что хочет яйцо «в мешочек», и он аккуратно подцеплял чайной ложкой яркую желтизну, чуть солил и отправлял ей в рот, другой рукой протягивая то кусочек жареного тоста, то незнакомый ею до этого сыр с плесенью, погруженный почему-то в мед, то ломтик странного фрукта (или все-таки овоща) под названием авокадо.

Потом он отвез ее в издательство, и Ганна впервые переступила порог «Ирбиса», не ведая, что когда-то сможет иметь к нему отношение как автор. Тогда ей даже в голову не приходило, что она умеет сочинять романы. Герои жили в ее голове, и она частенько что-то сочиняла, когда занималась монотонной работой: собирала малину, перебирала гречку или мыла пол. Но не более того.

Ганну поразило, что и в издательстве, и позже, в ресторане, где они сначала обедали, а потом ужинали, он всем представлял ее как свою женщину. Несмотря на наличие жены, он не скрывал, что у них с Ганной роман, что он ею увлечен. Он не просто гордился ею, как ценным приобретением, он хвастался, выставлял ее напоказ. Это было и смешно, и странно, и приятно одновременно.

Она совсем забыла, что приехала в Москву в командировку, и вспомнила лишь на следующее утро, после второй, такой же необыкновенной, волшебной, безумной ночи, как и первая, когда ей начали звонить с работы и спрашивать, не случилось ли что.

Ей все-таки пришлось оторваться от своего нового увлечения и заняться делами. К счастью, вечером Илья улетел в Гамбург и вернулся лишь через три дня, так что Ганне удалось собрать себя в кучу и вспомнить о должностных обязанностях. К концу командировки она успела сделать все, что запланировала, и с удовольствием вспоминая, что Галицкий прилетит из своего Гамбурга вечером, вдруг, неожиданно для самой себя поехала встречать его в аэропорт. Вот там, стоя перед металлическим заграждением, за которым открывался вид на зеленый коридор, она увидела Илью, широко шагающего навстречу, и поняла, что пропала.

Потом была третья ночь, и третье утро, с обязательным завтраком. Все последующие годы Ганна помнила вкус кусочков ананаса, которые он клал ей в рот. Сладкий сок щипал язык и губы, стекал по подбородку, Галицкий собирал его губами, и вкус его кожи смешивался с ананасовым, вызывая томную негу внизу живота. Никогда ни одного мужчину она не хотела так сильно, как этого.

Он встал из-за стола, легко, как пушинку поднял Ганну на руки и отнес на кровать, деловито вернулся к столу, чтобы немного поколдовать над мякотью ананаса, снова подошел к кровати, разложил прохладные ананасовые дольки Ганне на живот, удобно расположился на ней, опершись на вытянутые руки, и стал собирать свой желанный ананасовый урожай, целуя, дразня, заставляя ее дугой выгибаться навстречу его губам.

Ганна будто смотрела на себя, лежащую на кровати, откуда-то со стороны, и понимала, что полностью утратила контроль над собой, своим телом, своими чувствами. Она никогда до этого не теряла самообладания, и это полное подчинение чужому человеку, женатому человеку — напоминала она себе, — вдруг испугало ее. Он был еще с ней, в ней, но она уже точно знала, что им не суждено быть вместе.

«Я могу властвовать над своими чувствами, — думала она, растворяясь в накрывающей ее истоме. — Я смогу победить свое влечение к нему. Это постыдно, это неправильно, что я так себя распустила. Человек все может, так было написано в книжке Юрия Германа, которую я ужасно любила в детстве. Человек все может, и я тоже смогу». И она смогла.

Вечером она, уезжая домой, не разрешила Галицкому даже проводить себя на вокзал. Примерно месяц после этого он засыпал ее письмами. Лиричными, нежными, удивленными, негодующими письмами, в которых он просил, умолял, заставлял, чтобы она приехала в Москву снова.

Он не понимал, что эти призывы лишь убедили ее в правильности принятого решения. Если бы он был влюблен в нее так же сильно, как она в него, то должен был бы запрыгнуть в машину и примчаться в ее город. Чтобы увидеть, чтобы обнять, чтобы заставить ее изменить свое решение. Но он этого не делал, а лишь умолял приехать к нему снова.

«Не очень-то я ему и нужна», — решила Ганна и вычеркнула Галицкого из своей жизни. На целых две недели, пока с ужасом не поняла, что беременна.

Кипучая мамина натура требовала решительных действий. Ослушаться Илья, конечно, мог, она никогда не была семейным деспотом, но делать этого не хотел. К маме он относился с трепетной нежностью с двенадцати лет, с того самого дня, когда в одночасье умер отец, и он, Илья, остался в семье «за мужика».

Мама замуж так и не вышла, отцу хранила верность даже после его смерти, весь нерастраченный любовный жар вкладывала в сына, его воспитание, образование, развитие. При этом у Галицкого не было ни малейшего шанса стать эгоистом. Как-то так всегда получалось, что маме, при всей ее любви, требовалась опора, надежное плечо рядом, мужской ум, мужские руки, наконец.

С двенадцати лет он знал, что в ответе за нее. И нынешняя ситуация не могла быть исключением. Мама требовала, чтобы он что-то предпринял и нашел пропавший портсигар. Поэтому Илья через двадцать пять секретарей и сто пятьдесят помощников дозвонился до управляющего банком, в котором была арендована банковская ячейка для портсигара Фаберже, коротко обрисовал ситуацию, подчеркнул, что пока не намерен обращаться в полицию, намекнул, что репутацию банку может испортить легко и непринужденно, шепнув про случившееся нескольким своим приятелям (он знал, что фамилии приятелей, среди которых был генеральный продюсер центрального телеканала, парочка министров и директор крупного завода, произвели должное впечатление) и попросил разрешения посмотреть записи с камер видеонаблюдения, установленных в банке.

Управляющий, проникнувшись серьезностью ситуации, дал соответствующее распоряжение, и Илья, кляня все на свете, поехал в отделение, расположенное рядом с маминым домом. Уже второй раз за последнюю неделю он был вынужден изменять своим привычкам и покидать здание «Ирбиса» в течение рабочего дня. В первый раз это закончилось трупом. От второго визита Галицкий в принципе тоже не ждал ничего хорошего.

Директор филиала о его визите был предупрежден и немало напуган.

— Илья Владимирович, у нас такое впервые, чтобы ценная вещь пропала из банковской ячейки. — Он заметно волновался. — Поверьте, я не хочу обидеть вашу маму, но вы уверены, что она в прошлый визит не забрала портсигар с собой? Открыть вашу ячейку никто не может. Это технически невозможно.

— Вы еще намекните, что моя мама в силу своего преклонного возраста может что-нибудь забыть или перепутать. — Галицкий начал раздражаться. — Я понятия не имею, как обстояли дела на самом деле, но моя мама находится в здравом уме, и если она говорит, что не уносила портсигар из банка, значит, так оно и есть. Я не намерен вас ни в чем обвинять. Я намерен разобраться, что именно произошло, и именно поэтому попросил разрешения посмотреть записи с камер.

— Теперь управляющий в курсе, — голос директора филиала, молодого, еще не успевшего «забронзоветь» человека, звучал невыразительно.