Есенин. Путь и беспутье - читать онлайн книгу. Автор: Алла Марченко cтр.№ 57

Страница

«– Боже мой! – закричала Марья Гавриловна, – и вы не знаете, что сделалось с бедной вашей женой?

– Не знаю, – отвечал Бурмин, – не знаю, как зовут деревню, где я венчался…»

Ни Есенин, ни Райх не умудрились узнать название села, к которому была приписана церковь, где они так легкомысленно и странно обвенчались. Приехали к венцу уже с вещами и на той же телеге отправились на вокзал. Имя церкви, однако, запомнили: Кирика и Иулитты, а про деревню не спросили: опаздывали на поезд, не до мелочей было. И вдруг недели через две Зинаида Николаевна пришла на работу, а Есенин уже там – ждал:

– Пиши отцу, что скоро приедем, деньги я получил, вон сколько (бумажник и впрямь раздуло), и у «Скифов», и здесь, в газете, за поэмы, долг вернем и на прожиток хватит. Я и с квартирой договорился, там же, на Литейном, две комнаты и все удобства. Уже и задаток дал. Пока еще прежний квартирант доживает, счет по сентябрь оплачен, вернемся из Орла, переедем. А в Орел и Ганина надо взять, он с горя запил. Не на свои, конечно, ужас как отощал, смотреть стыдно. Я и Разумнику все сказал, имей в виду. Он нас поздравил и тебе неделю отпуска дал. Чтобы в Орел съездить и родителям в ноги бабахнуться, простите, дескать, что без вашего благословения.

Зинаида не верила ни своим ушам, ни своим глазам: голос властный, хозяйский, и сидит, развернув плечи.

– Сережа, а я и не замечала, что у тебя широкие плечи!

– Вот так папаше и разъясни: вышла, мол, замуж за известного поэта, и сам он красавец писаный, косая сажень в плечах.

– Так и писать – косая сажень?

– Так и пиши.

«С косой саженью, – рассказывал Николай Андреевич Райх внуку, – смешно получилось. Приехали втроем: Зинка с мужем и с ними какой-то белобрысый паренек. Муж – высокий, темноволосый, серьезный, смотрится. И вообще смотрится, а рядом с нашей бой-девкой особо глядится: хорошая пара. Подходящие. Ну, конечно, устроили маленький пир. Время трудное было, так ведь и дочери замуж не каждый день выходят. Посидели, выпили, поговорили. Ночь пришла. Гляжу, Зинаида не к мужу, а к белобрысенькому подходит. Я ничего не понимаю, писала же: «косая сажень в плечах». А она не с мужем, с мальчишечкой в новобрачную комнатуху идет. Только тогда и сообразил, кто муж, а кто приятель».

Как в воду смотрел Николай Андреевич Райх: не вышло настоящего мужа для Зинаиды из белобрысенького. В первую же брачную ночь семейный кораблик трещину дал. «Зачем не сказала, что я у тебя не первый, зачем обманула?» Громко не скандалили, стены дощатые, ругались шепотом. «Это когда ж я такое тебе говорила?» – «Да когда я к тебе целоваться полез, помнишь, на дне рождения? Когда за околицу вышли?» – «И что же я говорила?» – «А ты не говорила, ты пропела: “Мой совет: до обрученья не целуй его”». – «Так ты пьяный был, и огурцы с чесноком ел, и вообще, с какой стати первому встречному про это рассказывать?» – «Это я-то первый встречный? Я же тебе предложение сделал!» – «Сделал? Ляпнул сдуру, а потом сам не свой ходил: а вдруг эта толстуха поверила». – «А если не поверила, зачем в церковь пошла?» – «А ты?» – «Я – так, а вдруг что-то получится…» – «Вот и я так…» Впрочем, препирались они недолго, и первые недели их сожительства и впрямь были медовыми, даже в прямом смысле. Николай Андреевич съездил в деревню и в обмен на простынную бязь привез горлач цветочного меда. Анна Ивановна, теща, не отходила от плиты, Зинка крутилась на подхвате, Ганин, отъевшись, повеселел и запойно писал. А Есенин, бездельничал. Валялся на траве, помял грядку с астрами, играл со щенком… И ждал ночи. Зинаида, выскочив на крыльцо, бросала в него яблоко, удивляясь тому, как ловко он его ловил. И кажется, ни он, ни она, оба никак не могли сообразить, продолжают ли «ломать комедь» или меж ними и впрямь начинается что-то серьезное.

Серьезное помстилось, да не началось. Есенину была противопоказана семейная жизнь (с кем бы то ни было). Через полгода совместного ведения хозяйства и проживания под одной крышей на него нападала невыносимая тоска и охота к перемене и мест, и лиц непосредственного окружения. Да и время было такое – прочным брачным связям не способствующее. Вот что писала умница Тэффи, когда до эмигрантского Парижа стали доходить вести о массовых разводах среди оставшихся в Советской России друзей и знакомых: «Все тогда срочно развелись и переженились. Гумилев, Ахматова, Толстой… Началось: вторая жена Гумилева, третий муж Ахматовой, третья жена Толстого, новая жена Мейерхольда… Все эти вторые и третьи браки… все какое-то спешное, нереальное. Точно мечутся люди, испуганные и тоскующие, и хватаются за какие-то фантомы, призраки, бредовые сны. Старались утвердить на чем-то новом свою новую страшную жизнь, которая уже заранее была обречена на гибель».

Ни к Ахматовой, ни к Гумилеву наблюдение Тэффи не приложимо. Их отношения – случай особый, штучный. А вот Есенин, похоже, и впрямь хватался за фантомы. Тщетно пытаясь найти опору. Фантом танцовщицы с мировым именем – Айседора Дункан (второй брак). Фантом внучки величайшего из русских классиков: Софья Андреевна Толстая (третий брак). Нечто фантомное было, думаю, и в стремлении поэта освятить чувственное влечение к Зинаиде Райх имитацией таинства церковного брака. И тем не менее и путешествие на Соловки, и медовый август в Орле в этот достаточно банальный круг вращения полностью, без остатка не укладываются.

Поздней осенью 1923 года, когда по Москве поползли слухи, что Зинаида Николаевна Есенина-Райх, вышедшая замуж за Мейерхольда, принята в его театр и уже получила роль Аксюши в пьесе А. Н. Островского «Лес», Есенин неожиданно, не созваниваясь, заявился в их огромную восьмикомнатную квартиру в старинном особняке на Новинском бульваре. Татьяна Сергеевна, в ту пору ей не было и шести, запомнила этот визит: «Мама была дома. Прошло уже пять лет, как они расстались… Дверь ему открыла она, встретила его с гостеприимной улыбкой, оживленная, вся погруженная в настоящий день. В эти месяцы она репетировала свою первую роль… Он резко свернул из передней в комнату Анны Ивановны, своей бывшей тещи. Я видела эту сцену. Кто-то зашел к бабушке и вышел оттуда, сказав, что “оба плачут”. Мама увела меня в детскую и сама куда-то ушла. Мне оставалось только зареветь, и я разревелась отчаянно, во весь голос. Отец ушел незаметно».

Весной 1925-го Сергей Александрович снова увидит свою бывшую кратковременную жену («в 1917-м женился, в 1918-м – расстался»), но уже не в домашней обстановке, а на сцене мейерхольдовского, самого модного в Москве театра. Той же весной внезапно умрет от непонятной болезни его так и не состоявшийся друг поэт Александр Ширяевец. На его смерть Есенин напишет знаменитые стихи: «Мы теперь уходим понемногу…», в которых оплачет не только эту утрату, но и свою мечту о нормальной жизни, где все как у людей: жена, дети, достаток… Писал и вспоминал быстрые недели в тогда еще мирном Орле. Дом, в котором поэт провел медовый месяц, принадлежал старшей сестре экс-тещи, бездетной и вдовой, и потому был как бы почти собственным. Дом, сад, жена, погожий август, весь в яблоках. И он почти счастлив.

Счастлив тем, что целовал я женщин,

Мял цветы, валялся на траве,

И зверье, как братьев наших меньших,

Страница