Лорд Байрон. Заложник страсти - читать онлайн книгу. Автор: Лесли Марчанд cтр.№ 109

Неудивительно, что леди Блессингтон произвела на Байрона большое впечатление, в чем он сам не хотел признаться. Она со спокойным достоинством носила свой аристократический титул. Байрон, в свою очередь, мог спокойно беседовать с ней, хотя его всегда привлекала красота. Вскоре он привязался и к лорду Блессингтону. Байрон не считал его дилетантом в искусстве, потому что тот обладал обостренной чувствительностью, вкусом и суждением.

Граф Д'Орсей имел репутацию красавца (Байрон как-то назвал его купидоном. – Л.М.) и щеголя. Несмотря на этот явный тройственный союз, вполне возможно, что отношения леди Блессингтон и графа носили вполне платонический характер. Важно отметить, что Байрон, за свою жизнь сделавший рогоносцами многих мужей и знавший в этом толк, не заметил ничего предосудительного в их отношениях.

«Кружок Блессингтон» прибыл на Альберго-делла-Вилла в Генуе вечером 31 марта. За день до этого леди Блессингтон записала в своем дневнике: «Как бы мне ни хотелось скорей увидеть «великолепную Геную», должна признать, что присутствие в ней лорда Байрона придает городу еще большую привлекательность для меня». Но как многие другие, графиня ожидала встретить Чайльд Гарольда и была разочарована. «Он остроумен, ироничен и жизнерадостен, но совсем не похож на меланхоличного поэта, как я его себе представляла… Среди его темно-каштановых кудрей уже заметна седина, волосы у него шелковистые, и хотя редеют у висков, почти не закрывая лба, но по-прежнему очень густы на затылке… Он очень худой, похож на юношу, и все же в нем есть нечто поразительное, и его нельзя признать за обычного человека… Не думаю, что заметила бы его хромоту, если бы он сам не привлек мое внимание… Его голос очень ясный и певучий, но несколько женственный… Смех звучит точно музыка…»

Когда на следующий день Байрон зашел в их гостиницу, его откровенные высказывания поразили и уязвили графиню. Ее изумило «полное самозабвение, с которым он ведет беседу с недавними знакомыми на темы, которых избегают даже друзья». Графиня со свойственной ей проницательностью заметила, что суждения Байрона об Англии и англичанах указывали на его ностальгию по родине. Она с восторгом вспоминала его суровую критику их общего друга Мура и с еще большим восторгом сказанное о леди Холланд. Графиня слишком хорошо знала о лицемерии высших политических кругов, чтобы не выслушать с наслаждением рассуждений Байрона об английском ханжестве: «…он говорит, что единственным способом победить ханжество является высмеивание, то исключительное оружие, которого не испортит английский климат».

Интерес Байрона к греческой революции вновь возрос после визита капитана Эдварда Блэкиера, представителя Лондонского греческого комитета, членом которого был и Хобхаус. Капитан сопровождал Андреаса Луриоттиса, делегата греческого правительства, который направлялся в Лондон, чтобы просить у англичан помощи. Байрон немедленно предложил в июле войти в новое греческое правительство, если его участие принесет пользу. Однако он понимал, что этому могут помешать обстоятельства: «…можете представить, что «нелепый женский род», как называет женщин Монкбарнс в романе Скотта «Хранитель древностей», выступит против моей затеи. Мадам Гвичьоли, естественно, не желает, чтобы я оставлял ее хотя бы на несколько месяцев, и, поскольку ей удалось помешать мне уехать в Англию в 1819 году, ей может удастся отговорить меня от поездки в Грецию в 1823 году». Несмотря на это, мысли о Греции все больше и больше занимали Байрона. Он начал переговоры со своим агентом Чарльзом Барри насчет судна и просил Киннэрда выслать ему денег на путешествие. Но пока у него недоставало смелости сообщить Терезе о своих планах, потому что он боялся возможных сцен.

Чета Блессингтон и граф Д'Орсей вначале вызывали у Байрона чрезмерное уважение, потому что могли легко и непринужденно вести себя в обществе. Леди Блессингтон все еще критически наблюдала за ним и пресекала все его слишком вольные высказывания, которыми он одарил всех отсутствующих друзей. Он «с большим уважением отзывался о талантах и достижениях мистера Хобхауса, но в его словах чувствовалась уязвленность, потому что он, очевидно, считал, что Хобхаус недооценивает его»; «открытость и неизменная честность» его друга вызывали бурные похвалы Байрона, однако эта дружба не приносила ему такой радости, как дружба с другими людьми, потому что, по словам Байрона, «он постоянно указывал мне на мои недостатки, но к его чести должен отметить, что он говорил о них именно мне, а не другим».

Графиня, как и Трелони, обнаружила, что лучше всего Байрону удавалась беседа с глазу на глаз, когда он мог как бы «думать вслух». Он говорил: «Оживленный разговор воздействует на меня подобно шампанскому: бодрит и кружит голову…» Когда графиня сделала какое-то замечание о скандале, Байрон ответил: «Все темы хороши своим разнообразием, но скандал настолько пикантен, что действует на человека подобно кайенскому перцу. Должен признать, мне это нравится, особенно если участниками скандала являются чьи-то друзья».

Несмотря на свою осторожность, леди Блессингтон была очарована добротой и вниманием Байрона. Она заметила его щедрость и участие к людям, которых он встречал во время верховых прогулок. Они «все знают и любят его, многие предаются общим воспоминаниям, уверенные в его благосклонности». Графиня понимала, что ключом к непоследовательности Байрона является его необычайное «непостоянство», его стремление произвести впечатление, поступки, совершенные под воздействием порывов, и привычка говорить свободно. Он делился с графиней своими суждениями о женщинах с той же откровенностью, с какой беседовал на другие темы. «Он говорил, что худые женщины, если они молодые и привлекательные, напоминают ему засушенных бабочек, а если наоборот, то пауков, в чьи сети он никогда бы не попался, если бы был мухой, потому что в них нет ничего соблазнительного». Такая точка зрения не уязвляла графиню, потому что она обладала пышными формами. В другой раз Байрон сказал: «Теперь моим идеалом красоты будет женщина, способная понять и оценить меня, но неспособная блистать сама».

Как и многие другие, леди Блессингтон была озадачена двойственностью натуры Байрона. Возможно, сама она была слишком идеальной натурой, чтобы поверить в правдоподобность единовременного существования его сентиментальных и циничных высказываний и в то, что его неутолимое стремление к идеалу и разочарование в несовершенном мире и самом себе являются двумя сторонами одной медали. «Стоит ему пробудить к себе глубокий интерес, как на следующий день он погубит его постоянным подтруниванием над собой и другими, – жаловалась графиня, – и человеку кажется, что у него вызвали симпатию, чтобы потом посмеяться над ним».

Байрон предупреждал ее: «Люди принимают мои высказывания за чистую монету и создают обо мне неверное впечатление… Сам бы я сказал, что у меня нет никакого характера… Но шутки в сторону. На самом деле я думаю так: я слишком изменчив, будучи всем по очереди и ничем надолго, я такая странная смесь добра и зла, что меня трудно описать. Есть только два постоянных чувства: сильная любовь к свободе и ненависть к лицемерию, но ни одно из этих чувств не может привлечь ко мне друзей».

Частые поездки Байрона с леди Блессингтон вскоре заставили Терезу поверить, что ее возлюбленный влюбился в английскую аристократку. Байрон писал леди Харди, что Тереза «охвачена припадком свирепой итальянской ревности и ведет себя ужасно неразумно и нелепо. Бог свидетель, она льстит мне, поскольку я действительно испытывал лишь платонические чувства к этой богине раздора, к тому же с годами мои чувства успели остыть, и я скорее брошусь в море, чем влюблюсь».