Лорд Байрон. Заложник страсти - читать онлайн книгу. Автор: Лесли Марчанд cтр.№ 104

«Увидев лорда Байрона, – писал Хант, – я едва узнал его, так он растолстел, и думаю, он не узнал меня также, потому что я очень похудел». Далее Хант продолжает: «Все было новым, чуждым, но больше всего изменился мой английский друг, полный, во фраке, пытающийся унять ссору своим бесстрастным тоном с ленивым и томным видом».

Несмотря на показное равнодушие, Байрон был взволнован не меньше других. Было очевидно, что тосканское правительство жаждало устранить семью Гамба и всех их домашних. Граф Ружжеро и Пьетро Гамба получили приказ 2 июля предстать перед трибуналом в Ливорно. Цель этого становится ясна из отчета шпиона Торелли: «Эта ссора и тот факт, что просьба Байрона о том, что его шхуна «Боливар» может спокойно курсировать вдоль побережья и принимать на борт людей, была удовлетворена английским законодательством, вызвали решение нашего правительства попытаться избавить Тоскану от этого революционера, не изгоняя его открыто».

Байрон был слишком занят своими делами, чтобы обращать внимание на беднягу Ханта и его семью, чье существование зависело от него. Возможно, семейство Ханта раздражало его именно по этой причине. К счастью, рядом был Шелли и мог присматривать за ними: на следующий день он сопровождал их в Пизу и поселил на первом этаже дома Байрона. Вскоре прибыли Байрон, Тереза и оставшиеся слуги, чтобы произвести последние приготовления к отъезду. Семья Гамба временно оставалась в Монтенеро. Им позволили остаться до 8 июля, но планы Байрона по-прежнему были нечеткими. Шелли пришлось заботиться о финансах Ханта и спасать его от неминуемого краха. Хант рассчитывал на издание журнала. Он уже потратил 400 фунтов, одолженные ему Байроном и Шелли, и наделал долгов. Поскольку у Шелли не было денег, весь груз лег на плечи Байрона, занятого переездом из Пизы. Шелли сумел лишь уговорить Байрона предложить Ханту авторское право на «Видение суда», которое могло стать удачным началом для будущего журнала.

Предложение Байрона было искренним, хотя и не основывалось на любви к Хаиту. Ему так долго не удавалось найти издателя, который бы рискнул опубликовать поэму, чья политическая подоплека была еще более опасной, чем вольное обращение со святыми. В день возвращения в Пизу (3 июля) Байрон написал записку Меррею с просьбой передать брату Ханта Джону, который должен был издавать новый журнал, рукопись «Видения».

Среди всеобщей суеты Байрона еще больше раздражало присутствие во дворце Ханта, его больной жены и многочисленных буйных детей. Но он не питал зла к дружелюбному Ханту и, когда раздражение прошло, был готов вести с ним приятную беседу на литературные темы. Хант был доволен своей новой жизнью и стремился угодить Байрону.

Напротив, миссис Хант не нравился итальянский образ жизни, и она не хотела оказывать почтения Байрону, выбрав вместо этого высокомерное отношение к нему и его возлюбленной, продиктованное английской мещанской моралью. Байрон угадал ее снобизм и отвечал ей тем же. Хант вспоминал: «Моя жена не знала итальянского и не хотела учить его. Мадам Гвичьоли не говорила по-английски». Марианна Хант притворялась, что презирает титулы. Хант вспоминал, как однажды «Байрон сказал ей: «Что вы думаете, миссис Хант? Трелони как-то упрекнул меня за мои моральные устои! Как вам это нравится!» – «Я впервые слышу о них», – ответила миссис Хант». Как-то Байрону передали слова жены Ханта, сказанные об его портрете, сделанном Харлоу: «Он был похож на великовозрастного школьника, которому вместо булочки с изюмом дали простую». Неудивительно, что после этого Байрон отзывался о миссис Хант как о «ничтожной женщине».

7 июля, получив обещание Байрона помогать Ханту с изданием нового журнала, Шелли отправился в Ливорно, чтобы сопровождать Уильямса в Леричи в новой лодке. Намерения Байрона ясны из письма Меррею, в котором он просит передать Джону Ханту не только «Видение», но и перевод Пульчи и другие произведения в прозе. Важно заметить, что, объявив о продолжении «Дон Жуана», Байрон не упомянул, что собирается передать новые песни Ханту для публикации в журнале. Байрон откровенно высказывал свои подозрения в письме Муру и в то же время просил его о помощи: «Он (Хант) с энтузиазмом относится к новому делу, а я, между нами, не разделяю его пыла. Однако мне не хочется расстраивать его…»

8-го семья Гамба отправилась на временное поселение в Лукку. Просьба о постоянном жилище была удовлетворена, и Тереза со слугами вернулась во дворец Байрона. Прежде Байрон скрупулезно следил, чтобы Тереза соблюдала все тонкости папского указа и жила под крышей своего отца, но теперь ему было все равно. Граф Гвичьоли уже неоднократно сообщал, что бывшая жена живет в доме Байрона в Монтенеро, и через адвоката ему удалось отменить папский указ и добиться помилования для Терезы, чтобы «уговорить неопытную молодую женщину отказаться от жизни, которая, по ее словам, составляет ее счастье».

Существование во дворце Ланфранки вошло в привычную колею. Хотя Байрону не нравилась затея с Хантом, он не мог оставаться равнодушным к вежливому и покладистому гостю, а его стремление к общению с понимающим в литературе человеком заставляло игнорировать уколы и пренебрежение миссис Хант и проделки ее бесчисленного потомства.

Хант вспоминал: «Лорд Байрон, который обычно засиживался допоздна, сочиняя «Дон Жуана» при поддержке джина с водой, вставал поздно. Он завтракал, читал, прогуливался, напевая арии из опер Россини тихим и глухим голосом, затем принимал ванну, одевался, спускался вниз, выходил, напевая, во двор и сад… Мой кабинет, маленькая комната в углу с апельсиновым деревом, заглядывающим в окно, выходила во внутренний дворик Байрона. Я обычно писал, когда он сходил вниз, и выказывал ему уважение, вставая и приветствуя его, или же он кричал «Леонтий!», хромая подходил к окну, шутил и призывал меня начать разговор… Потом мы гуляли вместе или сидели и беседовали, а мадам Гвичьоли с блестящими локонами спускалась к нам». Хант был слишком прямолинейным, чтобы легко отвечать на расспросы Байрона или его добродушное подтрунивание. Но они вместе с Трелони совершали днем верховые прогулки. Хант считал, что Байрон «хороший наездник, изящно и твердо держится в седле… На нас были синие сюртуки, белые жилетки и брюки и бархатные кепи в стиле Рафаэля: мы представляли собой великолепное зрелище».

Вернувшись к «Дон Жуану», Байрон легко скрывался от назойливой действительности среди творений своей фантазии. Теперь он мог со спокойным изумлением или мягким грустным сожалением взирать на слабости этого мира и свои собственные. Он как раз описывал сцену в гареме из шестой песни. Ему доставляло наслаждение разделять плоды своего воображения с Терезой, для чего он переводил отдельные строки. По ее словам, Байрон обычно писал на счетах или случайных клочках бумаги, а рядом «стоял постоянно наполнявшийся стакан джина». Он выбегал из комнаты, чтобы почитать Терезе свои стихи, на ходу делая изменения и громко хохоча.

11-го числа эта идиллия была прервана приездом из Ливорно Трелони, который доставил тревожные вести о Шелли и Уильямсе. Они отправились в Леричи на своей маленькой лодке под парусом с английским мальчиком Чарльзом Вивиеном после полудня 8-го числа. Около трех часов с залива налетел внезапный ветер, принеся с собой жестокий шторм. Роберте, наблюдавший за лодкой с мола, увидел их примерно в десяти милях от Виареджио с поднятыми марселями. Затем они исчезли в тумане. Когда шторм утих, Роберте и Трелони не увидели лодки. Они спрашивали рыбаков, но ничего не узнали. Тогда Трелони поскакал в Пизу, надеясь найти письмо с виллы Магни. «Я поведал о своих опасениях Ханту, – писал Трелони, – а потом пошел наверх к Байрону. Когда я сообщил ему вести, его губы задрожали, и он задавал мне вопросы дрогнувшим голосом».