При этом кейс памяти о Марке Шагале разительным образом отличается от кейсов Нико Пиросмани в Грузии или Микалоюса Чюрлёниса в Литве: второй и третий были апроприированы новыми грузинскими и литовскими элитами, первый же остался маргиналом и в нарождающейся независимой государственной системе. Конечно, полная исключенность памяти о Шагале из искусствоведческого дискурса в БССР делает его случай несопоставимым со случаями Чюрлёниса и Пиросмани: у них все-таки были музеи, улицы, их именами называли школы, про них говорили, писали, их исследовали, ими гордились. Шагал же был неудобен как советским управленцам, так и тем, кто с ними боролся. Русскоязычный еврей из Витебска не очень подходил на роль антисоветской иконы национального фронта. К тому же председатель первого независимого сейма Литвы Витаутас Ландсбергис оказался большим специалистом по Чюрлёнису, защитившим в 1969 г. кандидатскую диссертацию о его музыке. Человек, обладавший знанием о том, что колокольня из цикла «Весна» М. Чюрлёниса очень удачно подходит для означивания обновленного литовского общества, был близок к кругам, принимающим решения. Кадровый состав президиума белорусского Верховного совета в 1990-м был далек от искусствоведения.
Наконец, в результате событий конца 1990-х, в результате той мягкой люстрации, которая происходила если не в политике, то в сознании соседних с БССР стран, там начало актуализироваться несколько иное прошлое, нежели та его версия, которая предлагалась в книжках Гайдара и пионерских линейках. События Гражданской войны, раскулачивание, репрессии, Бунин, Набоков, эмиграция – все это представало в новом свете. Беларуси эта мягкая люстрация с ее переозначиванием героев не коснулась. Памятник Дзержинскому тут до сих пор стоит нетронутым. Прошлое для жителей этой страны вплоть до поздних нулевых состояло из надежно отлитых в 1950-х мифов, которые лишь укреплялись патерналистской идеологией, Музеем войны и гордостью за крупное промышленное производство. Тот волшебный мир, к которому отсылали первые робкие вернисажи Шагала, просто не существовал в массовом сознании, память которого о послереволюционных годах по-прежнему зиждилась на избах-читальнях, вредных кулаках и фильмах вроде «Неуловимые мстители».
Кроме того, к середине 1990-х в других постсоветских странах наряду со сложившимися пантеонами советских героев начали возникать новые имена, своего рода постсоветские «иконостасы» из реабилитированных персоналий, которых открывали заново. Археология знаний стала очень актуальна. В культуре Беларуси на плаву оставался набор фамилий, сложившийся еще при И. Сталине, а антисоветские поэты Лариса Гениюш и Наталья Арсеньева находятся под запретом до сих пор (первая запятнала себя отсидкой и связями с эмиграцией, вторая, написавшая неформальный гимн Беларуси «Магутны Божа», сотрудничала с фашистами и за это выведена за пределы памяти).
При этом, думается, Шагал мало что потерял. Характер провинциальной славы так же примитивен, как и характер травли в губернии. Про сделанные из дырчатой сетки репродукции картин Шагала в окнах витебских заправок
[375]мы уже упоминали. Вместе с тем трансформация языка и образности, пережитая в результате непризнания, вписывается в творческую биографию навсегда.
Поэтому огромное спасибо Витебску, месту, которое зовется загадочным словом родина, за то, что он подарил Шагалу несчастья, а нам – Шагала.
Иллюстрации
1. «Дом с мезонином» по адресу ул. Гоголевская, 1. Фотография предоставлена Р. Вороновым. Сюда в рисовальную школу ходил юный Марк. Здание снесено в 1960-х. 1940-е гг.
2. Район Задвинья, где размещался дом Шагалов. Фотография предоставлена Р. Вороновым. В хрестоматийной фразе «Марк Шагал родился в Витебске 6 июля 1887 года» первое и второе слово прямо неверны, четвертое слово долгое время являлось предметом споров, которые не утихли до сих пор (то есть ошибки случаются в изданиях самых последних лет).
3. Задвинье. Фотография предоставлена Р. Вороновым. Причина, по которой уважаемые авторы, один за другим, совершают ошибку, отправляя Шагала рождаться в Лиозно, заключается в том, что Лиозно называет местом рождения маэстро «Большая советская энциклопедия».
4. Марк Шагал и Александр Ромм в Париже. 1911. «Принц и нищий», «денди и бродяга», «богач и бедняк»: таким был внешний расклад.
5. Ю. М. Пэн. Портрет Марка Шагала. 1914. Национальный художественный музей Республики Беларусь. Таким виделся будущий «комиссар искусств» витебской среде.
6. Витебск. Гостиница Брози. Открытка. Начало ХХ века. В этом здании жила семья Розенфельдов когда Белла познакомилась с Марком Шагалом.
7. Ильинская и Покровская церкви недалеко от дома Шагалов // А.П. Сапунов. Церковь во имя св. пророка Илии в г. Витебске. Витебск: Губернская типолитография, 1904 г. Фотография предоставлена Владимиром Горидовцом, www.witebsk.orthodoxy.ru. Оба храма не раз попадали на полотна мастера. Не сохранились.
8. Ю. М. Пэн. Портрет И. Туржанского. Национальный художественный музей Республики Беларусь. Портрет дает представление о том стиле, который считался мэйнстримом в Витебске в конце 1910-х.
9, 10, 11. Кадры из хроники «Кинонеделя», вып. 25, 25 ноября 1918 г. Режиссер, составитель – Дзига Вертов. Производство: Кинематографический комитет Народного комиссариата просвещения. Из хранилища «Фильммузея»: http://filmmuseum.at/jart/prj3/filmmuseum/main.jart?rel=en&contentid=69178&reserve-mode=active). Неизвестно, к годовщине какой именно революции готовился художник и чиновник Марк Шагал, но явно не только к той, которая была устроена в Петрограде вооруженными большевиками.