Фрейд - читать онлайн книгу. Автор: Петр Люкимсон cтр.№ 99

Открывающая книгу глава — «Боязнь инцеста» — написана явно в пику своим оппонентам. Как и Адлер, а затем и Юнг, Фрейд обращается к «детству человечества», к повседневной жизни первобытного племени или современных племен, оставшихся на первобытной стадии развития. При этом он ставил целью выявить, с одной стороны, истоки неврозов современного человека как естественное следствие подавления сексуальности и вытеснения ее в бессознательное, начавшееся на самой ранней стадии развития человеческого общества, а с другой — доказать, что именно это и привело к рождению морали и обусловило дальнейшие пути развития общества. При этом Фрейд опирался в своих изысканиях на модные в то время научно-популярные работы «Золотая ветвь» Джеймса Джорджа Фрэзера и «Первобытная культура» Эдуарда Тэйлора.

Не секрет, что многие страницы «Тотема и табу» вызывают у профессиональных антропологов и этнографов, мягко говоря, недоумение, причем буквально с первых страниц книги.

Пересказав вычитанные им в популярной литературе сведения об аборигенах Австралии, у которых якобы действует категорический запрет на брак и любые сексуальные отношения между представителями каждого племени, поклоняющимися одному тотему, Фрейд делает странный и совершенно неверный вывод, что такой запрет характерен для всех народов, задержавшихся на первобытной стадии развития. Следовательно, идет он дальше, запрет на эксогамные браки был характерен и для всего человеческого общества на том этапе. То есть мужчина, принадлежащий к племени с одним тотемом, должен был непременно жениться на женщине из другого племени, с другим тотемом, и при этом его дети считаются принадлежащими к тотему отца и уже не могут вступить в интимные отношения с женщинами этого тотема. Причину такого запрета Фрейд видит в возникшем уже на самом раннем этапе развития боязни инцеста и стремлении путем запрета брака внутри тотема запретить возможные сексуальные контакты между отцом и дочерьми, а также между матерью и сыном и братьями и сестрами.

Подобранные Фрейдом примеры впечатляют и убеждают в его правоте, но только в случае, если забыть, насколько тенденциозно эти примеры подобраны — как, впрочем, тенденциозны и следующие из них выводы.

Во-первых, при желании можно найти не меньше, а то и больше широко известных примеров из жизни древних народов, в которых такие близкородственные сексуальные контакты были разрешены, а подчас считались и обязательными (например, среди представителей некоторых династий египетских фараонов).

Во-вторых, в истории многих народов мы не только не встречаем эксогамный брак, принятый у австралийских аборигенов, но и наоборот — категорический запрет на подобные браки с требованием жениться исключительно на женщинах из своего народа или клана (касты). При этом Фрейду не было нужды обращаться за подобными примерами к брачным законам японцев или индусов: он не мог не знать, что иудаизм категорически запрещает браки с неевреями, не мог не помнить как рассказа Библии об Ездре, велевшем евреям изгнать жен-неевреек, так и того, что именно Пятикнижие является первым древнейшим документом, четко определяющим, какие сексуальные отношения следует считать инцестом, и запрещающим их на том основании, что этими отношениями грешили народы Ханаана. При этом иудаизм разрешает браки между кузенами, и в период Фрейда они были широко распространены в еврейской среде. Но Фрейд почему-то все эти факты в «Тотеме и табу» упорно игнорирует — как, впрочем, и любые другие факты и доводы, имеющие отношение к Библии.

Эта тенденциозность базовых постулатов в итоге определила тенденциозность и весьма спорную научную ценность всей книги, которая, тем не менее, благодаря писательскому таланту Фрейда с интересом читается любителями подобной литературы и в наши дни.

Кроме того, несмотря на вышеуказанные недостатки, по всей книге разбросано, как это часто бывает у Фрейда, немало любопытных и достойных обсуждения идей. К примеру, если в попытке объяснить страх некоторых древних народов перед инцестом Фрейд явно потерпел неудачу, то его объяснение сути взаимоотношений между зятем и тещей, а также того, почему некоторые народы (в том числе, скажем, и современные адыги) ограничивают взаимоотношения этих родственников, и в самом деле звучит интересно и правдоподобно:

«Известно, что отношение между зятем и тещей составляет и у цивилизованных народов слабую сторону организации семьи… Иному европейцу может показаться актом глубокой мудрости, что дикие народы, благодаря закону об избегании, сделали наперед невозможным возникновение несогласия между этими лицами, ставшими близкими родственниками. Не подлежит никакому сомнению, что в психологической ситуации тещи и зятя существует что-то, что способствует вражде между ними и затрудняет совместную жизнь. То обстоятельство, что остроты цивилизованных народов так нередко избирают своим объектом тему о теще, как мне кажется, указывает на то, что чувственные реакции между зятем и тещей содержат еще компоненты, резко противоречащие друг другу…

…Говорят, что родители молодеют со своими детьми; это в самом деле одно из ценных психических преимуществ, которое родители получают от своих детей… Это вживание в чувство дочери заходит у матери так далеко, что и она влюбляется в любимого мужа дочери, что в ярких случаях, вследствие сильного душевного сопротивления против этих чувств, ведет к тяжелым формам невротического заболевания. Тенденция к такому влюблению, у тещи во всяком случае, бывает очень часто, и или это самое чувство, или противодействующее ему душевное движение присоединяется к урагану борющихся между собой сил в душе тещи. Очень часто на зятя обращаются неприязненные садистические компоненты любовного движения, чтобы тем вернее подавить запретные нежные.

У мужчины отношение к теще осложняется подобными же душевными движениями, но исходящими из других источников. Путь к выбору объекта, возможно, вел его через образ матери, может быть, еще и сестер к объекту любви; вследствие ограничения инцеста его любовь отошла от обоих дорогих ему лиц детства с тем, чтобы остановиться на чужом объекте, выбранном по образу и подобию. Место его родной матери и матери его родной сестры теперь занимает теща. Развивается тенденция вернуться к выбору первых времен; но всё в нем противится этому. Его страх перед инцестом требует, чтобы ничто не напоминало ему о генеалогии его любовного выбора; то обстоятельство, что теща принадлежит к актуальной действительности, что он не знал ее уже с давних пор и не мог сохранить в бессознательном ее образ неизменным, облегчает ему отрицательное отношение к ней. Особенная примесь раздражительности и озлобленности в этой амальгаме чувств заставляет нас предполагать, что теща действительно представляет собой инцестуозное искушение для зятя, подобно тому, как нередко бывает, что мужчина сперва открыто влюбляется в свою будущую тещу прежде, чем его склонность переходит на дочь» ^[217].

Безусловно, последний пассаж основан на знакомстве Фрейда с историей любовных похождений Ференци. Несомненно, этот отрывок учитывает его личный анализ того, почему он остановил свой выбор на Марте, и опыт собственных неприязненных отношений с тещей. И тем не менее, думается, читатель согласится, что эти размышления Фрейда приложимы в той или иной степени ко многим вполне нормативным семьям.