Канцлер Румянцев - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Лопатников cтр.№ 66

Убедившись в тщетности своих надежд получить ответ от государя, Румянцев решается на радикальный шаг, сам слагает с себя полномочия министра. «Препровождая к утверждению вашего императорского величества заготовленные ратификации персидского мирного договора, — пишет граф Румянцев императору, — я сужу, что сим оканчивается министерское мое служение…» Далее всё из того, что пишет Румянцев в своем обращении к императору, больше напоминает исповедь: «В министерском звании служил я вам, всемилостивейший государь, двенадцать лет, а шесть тому минуло, как ваше императорское величество, подписав Тильзитский мир, которому я был совершенно чужд, мне поручить изволили начальство иностранных дел. Тогда, государь, две войны вы уже имели на руках: персидскую и турецкую; да и самим мирным Тильзитским договором обязались неукоснительно вступить в войну с Англией и в войну со Швецией; и то монаршее обещание исполнить изволили. В таковом положении дела империи находились, когда я, не по домогательству своему и не по желанию, а единственно по всеавгустейшей воле вашей, принял Министерство иностранных сношений. В 1812 году восстановлен мир с Англией, и предшествовавшая война не нанесла Отечеству никаких бед. В 1809 году подписан Фридрихсгамский мир, на севере поставлена межа империи не на Кимене, но там, где течет Торнео. В 1812-м окончена турецкая война, и на полудни Прут и Дунай обозначили новые границы. Теперь, Всемилостивейший государь, восстановляется мир с Персией, и на востоке Кура и Араке составят предел Отечества. Я принес престолу службу посильную, и с меня довольно. Отпустите меня, Всемилостивейший государь!»

Не вдаваясь в подробности, Румянцев останавливается только на итогах служения в Министерстве иностранных дел. Без пафоса канцлер напоминает императору наиболее важные периоды. Эти несколько строк — не только отчет, но и откровенный приговор политике непрерывных войн, которые вопреки своим обязательствам перед народом и государством вел Александр I.

* * *

Не дожидаясь возвращения императора в Петербург, Румянцев вызвал к себе старшего по должности дипломата, им оказался тайный советник Вейдемейер, передал ему дела по министерству и навсегда покинул свой пост. Развязка, однако, наступила гораздо позднее, когда Румянцев де-факто уже не был связан государственными делами. Российские войска отпраздновали победу, завершили боевые действия взятием Парижа. В июне 1814 года Румянцеву доставили, наконец, адресованное ему личное письмо Александра I. В нем император довольно многословно и путано попытался изложить, как он выражается, «собственную апологию» — причины, по которым за столь долгое время так и не сумел найти время ответить на неоднократные обращения к нему канцлера, министра иностранных дел. Обстоятельства, как оказывается, состояли не только в том, что Александра преследовали бесконечная перемена мест и смена событий, но еще и в том, что нужды в нем, в Румянцеве, как и в дипломатах вообще, в ту пору не было. Эти соображения выражены самодержцем с обескураживающей прямотой.

Он писал: «…дипломатам почти нечего делать в эпоху, которую мы переживаем теперь; только меч может и должен решить исход событий; даже при умножении военных сил, имеющихся у нас в распоряжении против общего врага, путем присоединения к нашему делу новых держав, красноречие и искусство лиц, ведущих переговоры, совершенно бесполезны, так как всё зависит от большей или меньшей решимости, проявляемой монархами для пренебрежения опасностями, которым они подвергают свои государства, присоединяясь к делу, за которое сражаемся. Поэтому я прошу Вас взять обратно Вашу просьбу и сохранить за собою то место, к которому мое уважение и доверие Вас призвали. По крайней мере, обождите моего возвращения; тогда от Вас будет зависеть выбор — или возобновить наши прежние отношения, или расстаться со мною, если таково уже Ваше непременное намерение» .

Запоздалое объяснение, многословное и, казалось бы, искреннее, не возымело своего действия. Императору просто не хватало мужества сказать что-либо внятное до тех пор, пока исход противостояния с Наполеоном не был окончательно предрешен. Для того чтобы внять просьбам Александра, отозвать свои многократные заявления об отставке, Румянцеву нужно было отбросить недавнее прошлое, где оставалось такое, что невозможно было забыть или тем более простить. Моральный террор, которому подвергся он, канцлер империи, унизительные подозрения и обвинения в его адрес свежи были в памяти, как и не утихало оскорбленное чувство отвергнутости. Тот факт, что император не предпринял тогда ни единого публичного шага в его защиту, особенно болезненно затрагивал честь и достоинство Румянцева. «С сильными на земле нет расчета, — писал канцлер, — есть развязка» . Мы никогда не узнаем, что творилось в душе Румянцева. После совершенного по отношению к нему императором предательства Румянцев навсегда утратил интерес к государственной службе. Внешне он избрал линию поведения человека, покорившегося судьбе. Не стал протестовать, объясняться, просить, доказывать. Он решил навсегда удалиться отдел. «Я не хотел дать Вам преемника и сам поступил на Ваше место» , — впоследствии скажет император Румянцеву ^[48].

Император вспомнил о Румянцеве не случайно. События весны 1814 года сделали Россию вершительницей судеб Франции и всей континентальной Европы. Удержаться в этой роли, сохранить преобладание, которое было приобретено ценой стольких жертв, было непросто. Весь последующий ход событий подтвердил это. «Главой царей», «королем королей» Александра величали недолго. В пору триумфа, когда в русских войсках зазвучало: «Здравствуй, батюшка Париж! Как-то ты заплатишь за матушку Москву?» — Александр приходил к мысли, что плодами победы воспользоваться не придется. Талейран за рассуждениями о международном праве, о «легитимизме» пытался представить дело так, что в итоге кровопролитных войн нет победителей и побежденных. В восстановлении конституционного порядка во Франции были одинаково заинтересованы все монархические государства Европы.

Всё говорило о том, что наступают другие, весьма трудные для России времена. Послевоенное урегулирование оказалось задачей не менее сложной, чем отстранение Наполеона от власти. Намечался конгресс стран антинаполеоновской коалиции, в ходе которого России предстояло подтвердить свое право решающего голоса на то, каким будет послевоенное устройство Европы. Необходимо было в политических документах закрепить результаты длительной войны, в которой Россия понесла наибольшие жертвы. Уже на этапе подготовки к встрече в Вене Россию, Австрию, Англию и Францию разделяли существенные разногласия. Если к этому добавить антипатии к участникам, репутация которых была немало подмочена прежними политическими компромиссами и авантюрами, ожидать чего-либо благоприятного Александру не приходилось. К тому же стали просачиваться сведения о закулисных маневрах недавних союзников. Их целью было изолировать Россию, оставить ее в одиночестве перед сколачиваемой коалицией. Александру нужен был опытный дипломат, глубоко знающий политическую обстановку, наделенный способностями к трудным переговорам, к словесным поединкам самого неожиданного свойства. Нессельроде для этих целей не годился. О коварном поведении «союзников по коалиции» свидетельствовала попытка австрийского канцлера Меттерниха организовать за спиной Александра I сепаратный сговор. Произошло это в момент, когда, казалось, Наполеон был отстранен от власти окончательно и бесповоротно. Меттерних направил Людовику XVIII одну из копий секретного договора трех государств, предусматривающего совместные действия в том, чтобы изолировать Россию при решении вопросов послевоенного устройства Европы. Знаменитые Сто дней, когда, внезапно покинув остров Эльба, Наполеону удалось вновь взять под контроль Париж, отмечены весьма знаменательным эпизодом. На столе среди бумаг, брошенных впопыхах Людовиком XVIII, оказался и проект трехстороннего секретного договора. Наполеон не замедлил с курьером переправить этот документ в ставку Александра I. Немая сцена, возникшая в момент, когда Александр I предъявил договор австрийскому канцлеру, описана во многих исторических источниках. «Меттерних так растерялся, что, по-видимому, в первый и последний раз в жизни даже не нашелся что солгать» . Александр предпочел нужным далее не клеймить опозорившегося партнера, преследуя главную цель — продолжение борьбы с Наполеоном.