Минута, другая… я понимаю, что скоро меня выкинет из этого состояния, как котенка за шкирку, и спешу, что есть рук.
И – успеваю.
Затягиваю последние узлы, перевязываю пуповину, вглядываюсь в мать и ребенка.
Ребенок здоров, хотя настойка сказалась на нем не лучшим образом. На пару дней ему бы кормилицу.
Мать… с той хуже. Упадок сил, разрывы, кровотечения… но лекарь должен справиться. Кормить получше, не трогать несколько дней, да, и ребенка не давать. Пока эта настойка из нее не выйдет…
Почти без сил падаю на кровать.
– Вета, Веточка…
Тетя Сельма.
– Все в порядке. Можно водички?
– Д-да… пускать их?
– Кого?
Только сейчас замечаю, что дверь содрогается под натиском чьих-то могучих плеч.
– Э…
Ответить тетя не успевает. Засов выдерживает, а вот щеколда – нет. Вылетает, прозвенев по полу.
В комнату вваливается несколько человек – и замирают. Я даже знаю, что они сейчас увидели.
Тетя с ребенком на руках. Жена Жмыха на кровати – краше в гроб кладут. И я – тоже на кровати. Сил никаких не осталось. Кто бы знал, сколько у меня это забирает?!
– Милочка!!! – Жмых рвется к жене, хватает тонкую руку, сжимает, что есть сил. – Да как же… да на кого ж…
Что есть оставшихся сил, бью его кулаком по плечу. Лишь бы внимание обратил.
Оборачивается ко мне. Лицо серое, глаза безумные.
– Разбудите – убью. Ей теперь пару дней отсыпаться, а потом кормить получше. Ребенка пока не давать, найдите кормилицу.
Кажется, из моего монолога он понимает только одно слова.
– отсыпаться?! Живая!?
Глаза не закатываю, голова трещит так, что это усилие будет стоить мне сознания.
– Живая. И ребенок жив. Мальчик, да Сельма?
– Да, Веточка. Мальчик. Здоровенький…
В следующий миг меня сгребают в медвежьи объятия. Жмых возрадовался.
– Господа лекарка! Да я…
Что – он, я так и не успеваю понять. Сознание все-таки гаснет, когда тело лишают последних крох воздуха.
* * *
Когда я прихожу в себя, на небе занимается рассвет.
Мое окно?
Нет, не мое. Обвожу все вокруг взглядом из-под ресниц. Незнакомая комната, но уютная и красивая. Рядом со мной сидит тетя Сельма, дремлет.
Воспоминания налетают ураганом.
Роды, сила, ребенок, сломанная дверь…
– Живы? – выдыхаю я.
Тетушка Сельма дергается, едва не падая на пол, потом трясет головой и пытается кинуться ко мне. Я едва успеваю вытянуть руку.
– Не надо! Устала!
Руку хватают в клещи и принимаются покрывать поцелуями.
– Доченька! Веточка! Спасибо тебе!!! Живы, и Милочка моя, и сынок ее… ЖИВЫ!!!
Вот ради таких минут и живешь. Когда понимаешь, что все правильно и не зря. Я расслабляюсь.
– Слава Светлому!
– Ты прямо там сознания лишилась, лекарь тебя осмотрел, сказал, что устала ты сильно, тебе бы отоспаться…
– Дома отосплюсь.
Откидываю одеяло и обнаруживаю, что лежу, как была. В платье, только что без сапог.
– Тетя Сельма, поможете?
– Да куда ж ты! Спозаранку-то?!! Хоть до завтрака останься!
При слове «завтрак» желудок издает такое урчание, что я вспоминаю об извержении вулкана. А дома-то мышь повесилась, хлеба – и того нет.
Тетя Сельма понимающе улыбается.
– Сейчас, девочка, сейчас. На кухне уже воду греют, я сейчас у них спрошу чего…
Тетя уходит, а я несколько минут лежу в мягкой кровати с роскошным кружевным бельем. Да, было и у меня не хуже.
И белое кружево, и большая комната, и роскошные платья…
Все.
Не думать, не вспоминать, выкинуть все из головы раз и навсегда! И… пару минут полежать в этой кровати.
* * *
Вместо тети Сельмы в комнату заходит тот лекарь.
– Доброе утро, госпожа Ветана. Как вы себя чувствуете?
– Все в порядке, – честно отвечаю я.
– Мы испугались вашему обмороку.
Он присаживается на кровать, берет меня за руку, считая пульс. Ну, смотри-смотри, все равно ты ничего не обнаружишь!
– Я в порядке. Я просто встала рано, потом весь день крутилась, вечером мазь варила, заснула заполночь, а потом такое… ну и получился обморок, – заверяю я с самым невинным видом.
Лекарь кивает.
– Что вы сделали с роженицей?
– Ребенок неправильно лежал, я его просто повернула. Видите?
Протягиваю вперед руку. Кость у меня тонкая, да и вообще я мелкая и щуплая. Рядом с ладонью лекаря мои пальцы кажутся еще меньше и тоньше. Лекарь смотрит недоверчиво.
– Но повитухи…
– Я уже видела такой случай. Бывает…
– Ну-у…
– А вы еще опоили ее настойкой, ребенок и двигаться перестал.
Лекарь злобно засопел.
– что-то вы все равно сделали…
– помогла человеку, – согласилась я.
Ответом мне был недобрый взгляд. Ну и пусть его, перебедуем. Все равно тетушка Сельма будет молчать, а больше никто ничего не докажет.
Вот и она, легка на помине. С бо-ольшим подносом, на котором находился кувшин с молоком, свежий хлеб, жареная гусиная нога…
И куда только мои манеры делись? Я вцепилась зубами в еду, начисто забыв про вилки-ложки, еще и пальцы, кажется, облизывала.
– Госпожа Ветана!
Жмых влетел в комнату ураганом, но на колени перед кроватью падать не стал, и то дело.
– госпожа Ветана, если б не вы…
– Да это любой бы лекарь сделал, коли б захотел, – не моргнув глазом подставила я сопящего лекаря. Судя по недоброму взгляду Жмыха, ничего приятного, вроде оплаты, тому не светило.
– Маг заходил, сказал, что жить будут, и мать, и ребенок.
– Вот и ладненько. Доставите меня до дома?
– А то как же, госпожа Ветана. И карету сейчас прикажу заложить, и покушать вам с собой прикажу собрать, и… я для вас что угодно! Вы ко мне в лавку заходите, а?
Я вежливо покивала. Вот уж чем я пользоваться не собиралась, так это человеческой благодарностью. Очень ненадежная валюта.
Но до дома меня доставили честь по чести. А в кошелечке, который я обнаружила в здоровущей сумке с едой оказалось аж пять золотых.