— Господин Исмир, я не поблагодарила вас за цветы… — Заговорила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Не стоит благодарности! — ответил он, источая запах малины — сочных ягод на колючих ветках.
— Разумеется, не стоит! — сухо подтвердила я. — Вы поставили меня в крайне неловкое положение.
Аромат малины исчез мгновенно, словно морозные узоры со стекла, на которое плеснули кипятком. Теперь от Исмира тянуло холодком мяты.
— Чем же? — в тон мне поинтересовался Исмир. Жаль, лица не разглядеть — он устроился на переднем сиденье, рядом с Петтером.
Каюсь, мне не следовало затевать этот спор, тем более в присутствии свидетелей. Впрочем, те делали вид, будто их происходящее нисколько не касалось: Петтер молча вел машину, а сидящий рядом со мной инспектор Сольбранд демонстративно смотрел в окно, что-то насвистывая себе под нос.
— Вы полагаете, Ингольву нравится, когда мне присылают букеты посторонние мужчины?
Инспектор хмыкнул, спохватился и вновь вернулся к увлекательному виду мокрого города.
— Он так ревнив или так не любит драконов? — неожиданно миролюбиво поинтересовался Исмир.
— И то, и другое! — не подумав, быстро ответила я и осеклась. Не стоило сообщать о неприязни Ингольва к правящим расам. Как бы то ни было, следует проявлять лояльность к мужу.
— Так вот оно что… — проговорил Исмир медленно. — Он из-за этого…
— Да! — ответила я, хотя вопрос так и не прозвучал.
Автомобиль неожиданно резко дернулся, заставив меня прикусить язык и схватиться за поручень на дверце.
Кому, как не мне, знать мстительный характер мужа? Несомненно, устроенная за обедом моральная порка — расплата за букет, полученный якобы от хель. Впрочем, тут еще сыграли роль и мое вмешательство в дела полиции, и дружба с северными народами… Так что не стоит во всем обвинять дракона. Его необдуманный поступок послужил поводом, а не причиной взрыва Ингольва.
Я с силой зажмурилась, заставляя себя успокоиться, и остро жалея, что оставила дома саквояж с маслами. Определенно, в последнее время я слишком остро на все реагирую! А ведь в нашем доме можно выжить, только обладая железными нервами.
С завтрашнего дня начну принимать что-нибудь успокоительное. Пожалуй, ромашка, нард и мирра — именно то, что требуется для избавления от уныния.
— Простите меня, господин Исмир! — не открывая глаз, произнесла тихо. — Вы не виноваты.
— Это вы простите меня! — голос дракона был мягок, как свежевыпавший снег. — Я не знал, что ваш супруг столь ревнив… и злопамятен.
Ох, я ведь совсем забыла! В кармане жакета должен быть пузырек со сбором, который я приберегаю для чрезмерно впечатлительных клиентов. Сейчас он будет весьма кстати.
Искомое нашлось быстро, только ведь лекарство нужно чем-то запить…
— Петтер, пожалуйста, дайте мне фляжку!
Он без возражений (золото, а не юноша!) протянул мне требуемое.
— И еще, не могли бы вы заехать в кондитерскую? — немного поколебавшись, попросила я.
Петтер кивнул и тут же развернул машину.
Теперь отвинтить крышечку, щедро плеснуть лекарства (настойка пустырника, валериана, зверобой и мята) и разбавить коньяком. Задержать дыхание — уж слишком специфическое амбре у этой смеси — и выпить залпом.
Надо думать, меня сочли начинающей алкоголичкой, зато уже через несколько минут пружина внутри стала разжиматься.
Минуты текли спокойно и тихо, даря желанную передышку.
Наконец автомобиль остановился, и Петтер, обернувшись, осторожно коснулся моего плеча.
— Госпожа Мирра, просыпайтесь!
Я улыбнулась, не открывая глаз. От мальчишки исходило теплое благоухание ванили и крепкая горечь кофе — такие желанные в этом царстве льда, безразличных людей и химических ароматов. Всего лишь небольшая слабость — на несколько мгновений позволить себе наслаждаться чистыми, по-юношески сильными чувствами. Словно пьешь горячее вино со специями и медом — маленькими глотками, упиваясь каждой пряно-сладкой каплей.
— Спасибо, Петтер! — я с трудом подняла тяжелые веки.
Сама не знаю, благодарила ли я за мелкую услугу или за тихую нежность…
Подняла руку, поправляя выбившуюся из-под шляпки непослушную рыжую прядь… и увидела, как застыл устремленный на меня взгляд Петтера.
Рукав соскользнул, открывая уже обозначившиеся на нежной коже синяки. Впопыхах я забыла надеть перчатки, и теперь уродливые пятна были видны во всей красе.
— Господин полковник не должен так поступать! — тихо, но яростно вырвалось у мальчишки.
Ветивер зазвучал глухим басом — землистый и чуточку дымный. Очень мужской аромат — воплощение спокойной уверенности и готовности защищать.
— Он в своем праве, — так же негромко ответила я, машинально потирая запястье.
Острый стыд крапивой ужалил душу, взбаламутив ровную гладь чувств. Муж так безобразно обращался со мной, тем более при посторонних… А я вынуждена терпеть и подыскивать оправдания его поведению. Впрочем, жалость и презрение в глазах знакомых куда хуже самих побоев. Общество склонно винить во всем женщину — спровоцировала, не сумела утихомирить, заслужила…
Собственно, а что я могу поделать? Разве что по-детски подсыпать слабительного в суп, но это мелко и недостойно.
От чувства собственного бессилия во рту сделалось горько, от обманного лекарственного спокойствия не осталось и следа.
Я сама распахнула дверцу и выбралась наружу…
Визит в кондитерскую, как обычно, оказал на меня самое благотворное действие.
Печеные яблоки с корицей, рассыпчатые слойки с солоноватыми нитями сыра, невзрачные кружочки овсяного печенья и воздушные облака безе с орехами — разве все это изобилие может кого-нибудь оставить равнодушным?! А пропитанные вишневым коньяком бисквиты, прослоенные кисло-сладким густым вареньем? А покрытые шоколадным кремом пирожные, украшенные взбитыми сливками?
В автомобиль я вернулась, сияя улыбкой и осторожно прижимая к груди объемистый сверток.
Как бы ни была сурова жизнь, всегда можно отыскать мелкие приятности — как изюм в сдобной булке…
Дом госпожи Бергрид сиял огнями, как в канун Йоль, когда все люди зажигают свечи и верят, что вместе с пламенем к небесам вознесутся их надежды и чаяния.
Автомобиль, мигнув фарами, притормозил у крыльца.
— Петтер, пожалуйста, подождите в машине! — попросила я, опираясь на его руку, чтобы выбраться из салона. Колкая шерсть неприятно уколола пальцы, ветер бросил в лицо горсть дождевых капель, заставив поежиться. — Я скоро вернусь.
— Слушаюсь, — отозвался он, беря под козырек.
Исмир почему-то хмыкнул, но на мой вопросительный взгляд ответил улыбкой, сладкой, как апельсиновое варенье.