Смущение осталось на берегу вместе со сброшенной одеждой.
Боги, как чудесно нежиться в теплой воде! Кусочек мыла из моих запасов: янтарный, прозрачный, благоухающий корицей и апельсином. Поднести к лицу, вдохнуть нежный аромат… Теплее становится от одного запаха!
Вымывшись и наплававшись, я совсем осоловела. В уютном тепле так легко расслабиться, уплыть по течению мыслей, пересечь грань между явью и сном…
Так, срочно выбираться на берег!
Пологий склон словно бросался под ноги, а порывы ветра заставляли ежиться. Рядом с озером было куда теплее, чем в поселке, однако и тут легко подхватить простуду. Достаточно побродить по берегу, толком не высохнув.
Я потянулась за полотенцем, закуталась в него и счастливо вздохнула — плотное, махровое, удивительно мягкое, оно источало аромат свежести и миндаля. Теперь нужно найти платье потеплее…
В ворохе одежды чего только не было, от легкомысленной шелковой сорочки до изысканной амазонки. Любопытно, о чем думала горничная, собирая все это барахло? Разумеется, наряд для верховой езды у хель мне непременно пригодится! Надо думать, гарцевать предлагалось на медведе…
Углубившись в поиски чего-нибудь немаркого и подходящего по сезону, я не обратила внимания на странный шум. Волноваться не о чем, Альг-исса завернет отсюда всех любопытных.
Порыв ветра, громкий хлопок прямо за спиной заставили подпрыгнуть и стремительно обернуться.
— Здравствуйте, госпожа Мирра! — как ни в чем не бывало, произнес стоящий совсем рядом дракон, окидывая меня — мокрую, встрепанную, в одном полотенце — насмешливым взглядом.
Сердце отчаянно забилось, я невольно сжала поплотнее узел на груди.
— Вам не кажется, что невежливо врываться к даме, когда она… не одета? — поинтересовалась я вместо приветствия.
Мудрый Один, что я несу?
— Вы полагаете, что я вторгся в ваш дом? Простите, я не знал, что это частные владения! — бессовестный Исмир нарочито удивленно приподнял брови, обводя рукой окрестности.
Дракон изъяснялся подчеркнуто вежливо, даже велеречиво. Его манеры — словно покрытые патиной — были по-старинному учтивы. Хотя ему, должно быть, не меньше ста лет, так что несовременность вполне понятна.
От плавного движения рубаха на его груди натянулась, обрисовывая мышцы. Несколько пуговиц расстегнуты, обнажая шею, распущенные светло-пепельные волосы слегка вились, глаза сделались ярко-голубыми, какими иногда бывают ледяные глыбы…
Все мысли из моей головы и без того вымыло теплой водой, а тут еще это непереносимое головокружительное благоухание сандала! Нежный, вкрадчивый туманно-мускусный аромат — как нежный шепот, глубокий, мягкий…
Мудрый Один, я вела себя, словно девчонка при виде симпатичного мальчика! А он улыбался так понимающе, чуть насмешливо и снисходительно…
Впрочем, восемнадцать лет мне было… довольно давно, скажем так. Так что я отнюдь не девочка, охваченная непонятным томлением!
Тоже мне, роковой соблазнитель!
Надо думать, от меня запахло витексом — пряным, горьковато-травяным — похожим на полынный мед. Отстраненное спокойствие.
— Полагаю, вы превосходно меня разглядели сверху, так что не нужно изображать неведение! — Отпустить полотенце, выпрямиться, холодно взглянуть прямо в невозможно синие глаза. Теперь — чуть смущенная улыбка и почти робкое: — Пожалуйста, оставьте меня.
— Отчего же? Полагаю, наедине предпочтительнее…
Я не удержалась — вскинулась, бросила на него возмущенный взгляд.
— Поговорить о болезни хель, — закончил дракон, словно ничего не заметив.
Его ирония ощущалась на языке, острая горчица с медом, и пахла леденцово-колкой литцеей.
Кажется, он решил поиграть со мною в кошки-мышки. Вот только я не желала быть мышкой!
— Обещаю, мы непременно обсудим этот вопрос — во всех подробностях. Но, с вашего разрешения, несколько позже!
Теперь и я говорила, словно бабушка в молодости. Хотя в этом как раз ничего странного: аромаг по природе своей очень восприимчив, легко перенимая чужие манеры и чужие чувства. Дедушка называл это «эмпатия», на что бабушка обычно отмахивалась. Она искренне не понимала, зачем подбирать названия каждому чувству, поступку и явлению, а дедушкину страсть к «систематизации ароматерапии» называла придурью.
— Я бы предпочел сейчас… — в глазах ледяного дракона было столько жара, что можно было печь хлеб.
От мыслей о хлебе у меня потекли слюнки. Вот бы сейчас булочку, прямо из печи — сдобную, посыпанную корицей, с широкой прослойкой варенья или с маком. И две-три чашки кофе — с шапкой сливок и сахаром…
Мысли о еде оказались не худшим отворотным средством, чем проповедь о долге, защитные руны и масло витекса вместе взятые.
Отвлекшись от размышлений, какой рогалик мне бы сейчас хотелось — со сгущенным молоком или все же с грушевым вареньем (лучше оба!), я обнаружила, что дракон как-то странно на меня смотрит.
Не успела я и глазом моргнуть, как он оказался совсем рядом.
Осторожно провел рукой по моей щеке, убирая мокрые волосы, заглянул в лицо… В его глазах, не тая, искрились льдинки.
— О чем вы думали? — спросил так тихо, так интимно…
Фрейя, лукавая богиня любви, а ведь он меня намеренно соблазнял!
— О рогаликах! — честно призналась я. Желудок согласно забурчал, требуя хотя бы хлеба — свежеиспеченного, с хрустящей корочкой.
Впрочем, если быть до конца откровенной, близость дракона несколько… нервировала.
Словно масло на поверхности воды, по его лицу разлилось изумление.
— О чем?!
— О рогаликах! — охотно повторю, могу даже жестами! — Еще о кофе, булочках с корицей…
Несколько мгновений он престранно смотрел на меня, потом, откинув голову, расхохотался, демонстрируя сильную шею и светлую щетину на волевом подбородке.
Хотелось попробовать ее на ощупь, но… Несомненно, было бы неплохо закрутить интрижку с драконом, однако он слишком откровенно манипулировал мною, что остужало эмоции не хуже горсти льда за шиворот.
— Наука психология утверждает, что первоочередным является инстинкт самосохранения, поэтому пища намного важнее… прочих желаний, — наставительно пояснила я, изо всех сил стараясь не рассмеяться при виде забавного выражения лица Исмира. Не выдержала, расхохоталась следом за ним.
— Давайте условимся: вы не станете… играть со мной, — отсмеявшись, попросила я.
Получилось серьезно и требовательно.
— Согласен! — ответил он, а у самого в глазах танцевали снежинки. — Я стану все делать всерьез!
И запах: бархатный сандал с отделкой из атласных роз, на подкладке из скользкого шелка бергамота…