Позабыв о том, что привело меня в кабинет Ингольва, я с головой погрузилась в воспоминания, за что и поплатилась: ни шагов, ни скрипа двери я не услышала, а потому недоуменное: «Госпожа Мирра?!» — Петтера заставило меня сильно вздрогнуть.
— Да, Петтер? — с запинкой откликнулась я. Сердце колотилось где-то в горле, и оставалось лишь надеяться, что мне удалось сохранить внешнюю безмятежность.
— Не ожидал вас здесь увидеть, — произнес мальчишка, все так же стоя в дверном проеме.
— Вот как? — отвернувшись, я принялась собирать безделушки, спиной чувствуя внимательный взгляд Петтера. Поставила на полку книгу-тайник, старательно отряхнула платье от несуществующей пыли.
— Господин полковник приказал мне принести кое-какие письма, — сообщил Петтер извиняющимся тоном.
— Пожалуйста, — я приглашающе повела рукой. — Я как раз ухожу.
Он кивнул и направился к письменному столу. А я, сдержав вздох облегчения, устремилась к выходу. Наверное, не нужно пить столько кофе, из-за него я слишком нервозна.
— Госпожа Мирра! — окликнул меня Петтер, когда я уже была в двух шагах от спасительной двери.
— Да? — я с неохотой обернулась. Мальчишка смотрел на меня внимательно и устало. И дымно-сухой запах ветивера — будто тревожный рокот барабанов.
— Здесь нет того, что вы ищете, — словно через силу проговорил Петтер, и, каюсь, сдержаться я не смогла.
— Откуда вы?.. — начала я и осеклась, ругая себя на все корки. Надо же так попасться! Кто знает, как теперь поступит Петтер? Как ни крути, Ингольв — его командир, к тому же мальчишка мог затаить обиду за то, что я не ответила на его чувства.
— Несложно догадаться, — дернув плечом, ответил он и посмотрел мне в лицо. Взгляд его был так чист и прозрачен, что к щекам моим прилила кровь, и я поспешно опустила глаза.
— Значит, это правда, — заключила я со вздохом. Смутная надежда, что вся эта история окажется всего лишь жестоким розыгрышем Исмира, растаяла льдинкой на ярком солнце. — И вы тоже в этом замешаны?!
Мальчишка вскинулся, прикусил губу… И сдержался с явным усилием. Только к гулкой дроби ветивера добавилась низкая басовитая нота кедра.
— Давайте поговорим об этом в другом месте, — предложил Петтер спокойно. И лишь то, как он машинально обхватил пальцами левой руки запястье правой, выдавало его тревогу. — Вы не могли бы подождать меня на улице?
— Конечно, — согласилась я, злясь на саму себя. Сначала затеяла этот глупый обыск, потом принялась болтать, вместо того, чтобы сбежать поскорее, и к тому же едва не заставила мальчишку нарушить клятву!..
Снегопад припустил еще сильнее. Казалось, город изнывал под толстой снежной периной, задыхался, не в силах вырваться из паутины, сплетенной из холода и воды. Заносы местами уже доходили мне выше колен, и вскоре угрожали совершенно парализовать всякое движение по городу. Петтер доехал до дому не иначе, как чудом, и теперь автомобиль, похожий на ленивого тюленя, едва виднелся из-под сугроба. Прохожих почти не осталось, горожане укрылись от непогоды в своих домах и клубах.
Я остановилась на крыльце, против воли любуясь городом. Снег заставлял блекнуть краски, гасил звуки и скрадывал запахи, отчего Ингойя казалась неживой и пустынной. Что-то величественное и безжалостное было в этой ледяной красоте…
Поежившись, я спрятала нос в воротнике шубы и обхватила себя руками. Крепнувший мороз набросился на меня с алчностью оголодавшего вампира. Но уйти, не дождавшись Петтера, я не могла.
О появлении мальчишки возвестил протяжный скрип двери — и горьковато-острое благоухание кофе с имбирем. Исходящий от чашки ароматный парок заставил меня сглотнуть слюну.
— Замерзли? — риторически спросил Петтер, едва заметно улыбнувшись, и ногой закрыл за собой дверь. — Возьмите.
— Спасибо, — искренне поблагодарила я, принимая чашку. — Вы — чудо!
Мальчишка молчал, давая мне допить кофе, и невидяще смотрел вдаль. Мы стояли рядом, и казалось, что город обезлюдел (и, надеюсь, обездраконел), позволяя нам побыть наедине.
— Значит, Ингольв ввязался в заговор? — напрямик спросила я, смакуя последние капли превосходного напитка. Каким-то чудом он совсем не остывал на морозе.
— Я не могу ничего вам сказать, — поддевая носком сапога сугроб, произнес мальчишка тихо. — Я поклялся. Но если вам нужна будет моя помощь — только скажите!
— Почему? — спросила я, чувствуя, как немеют от мороза щеки и губы. — Ингольв же ваш командир!
Петтер смотрел на меня серьезно и строго. Сейчас казалось, что это он много старше меня, может быть, из-за снега, посеребрившего его непокрытую голову? Или из-за совсем недетских складок у губ?
— Господин полковник — мой командир, но… То, что он задумал — неправильно, — объяснил он наконец, отводя взгляд. — Хель так легко не сдадутся, да и драконы тоже. Они не простят. И… — он помялся и добавил, глядя куда-то в сторону: — Вы заслуживаете лучшего, чем быть женой ссыльного заговорщика. Я… если хотите… в общем, помните, я говорил о самолетах? Недавно я собрал свой собственный. И… если вам понадобится транспорт — я всегда готов помочь.
С минуту я глядела на него, потом коснулась совсем заледеневшей кисти юноши (видно, муж опять экономил на обмундировании, даже пары рукавиц не выписал своему ординарцу!) и сказала с чувством:
— Спасибо вам, Петтер. Но я не могу разрушить вашу жизнь.
— Было бы, что разрушать, — пожал плечами он с принужденной бравадой.
— Не говорите так! — велела я. — Уверена, вы многого добьетесь.
— Скорее, веревки, — не согласился он, накрывая мою ладонь второй рукой. У него были обветренные руки, совсем солдатские, грубые и мозолистые. Даже странно для такого мальчишки. — Но это не важно. Отец всегда меня учил: делай, что должно, и будь, что будет!
Мы помолчали, думая каждый о своем. Не знаю уж, о чем размышлял он, а в моей голове толпились утопические планы выбраться ночью из дома по веревке и сбежать с Петтером, воспользовавшись его щедрым предложением. Только вот бежать бессмысленно (выкрасть Валериана я не смогу при всем желании) и жестоко по отношению к Петтеру. Придется играть по правилам, которые придумали другие.
— Будьте счастливы, — пожелал вдруг Петтер тихо.
А у меня даже горло перехватило, до того неожиданно и приятно от него дохнуло летним лугом — цветущим разнотравьем и недавно скошенной отавой.
Замерзший мальчишка в присыпанной снегом шинели источал такое тепло, что казалось, будто солнце выглянуло из-за туч и разом наступило лето.
— Спасибо, Петтер! — с трудом выговорила я, не зная, что еще сказать. Добавить аналогичное пожелание ему у меня не повернулся язык…
Глупый мальчишка! Как жаль, что нельзя стереть произнесенные слова, вернуть ту недосказанность, которая легчайшей нотой сандала витала в воздухе. Ясность пахнет можжевельником — смолисто и терпко — как растертая в пальцах ягодка. Можжевельнику приписывают антисептические свойства, и аромат его похож на яркий прожектор. Жаль только, что волшебство часто скукоживается под безжалостным светом.