Себе я купила тушь. В два раза дороже той, которую хотела.
Я вернулась на работу, и под раскидистой пальмой прогоняла на компьютере игрушки до вечера. Теперь агентству от меня нужна идея новогоднего подарка для Балашова. Оригинальная, но не затратная. Я так привыкла к тяжелому физическому труду, что понятие «идея» никак не ассоциировалось у меня с работой. Работа – это мыть, стирать, пылесосить, скакать зайцем, таскать тяжести, а идея – да я за минуту выдам сто идей. Оригинальных и незатратных. Поэтому подумаю об этом с утра. Или нет – ближе к обеду. А лучше – минут за десять до совещания.
Впервые за долгое время в конце рабочего дня я не понеслась в фитнес-клуб, а пошла. Я даже попыталась насладиться погодой: было довольно тепло, безветренно, снег красиво и долго кружился в воздухе, прежде чем лечь на землю. Если бы на мне была шуба, а не стеганый пуховик, снежинки бы, цепляясь за мех, долго не таяли. А к пуховику они прилипали и быстро как мираж исчезали, я не успевала их рассмотреть. Вдруг рядом со мной притормозила машина.
– Любим пешие прогулки? – опустив стекло, с пассажирского сиденья поинтересовался Андрон.
– Не знаю, не пробовала, – ляпнула я.
– Все шутите, – засмеялся шеф. – Вас подвезти?
Я кивнула. Меня еще ни разу в жизни не подвозил директор. В салоне пахло дорогим парфюмом, жвачкой и дамским алкоголем. Я назвала шоферу адрес фитнес-клуба.
– Понимаю, понимаю, – с доверительностью давней подруги сказал Андрон, – поддерживаете хорошую форму. Отличный клуб, дорогой!
* * *
– Киселева, опять опоздала! – заорала Люба издалека.
Я посмотрела на часы, до начала тренировки оставалось полчаса.
– Смени пластинку, – неожиданно для самой себя ответила я Любе. У Любы отвисла челюсть, но меня понесло:
– Если тебе что-то не нравится, я увольняюсь. Я задолбалась нестись сюда через весь город и слушать, как тебя заело. Я легко проживу без твоих денег, у меня новая работа и новые обстоятельства.
Люба подтянула челюсть в исходное положение и скептически осмотрела меня с ног до головы. Ухмылкой она дала мне понять, что, может, работа у меня и новая, но обстоятельства старые.
– И чего это тебя прорвало? – довольно мирно спросила она. – Нашла богатого папика? Так приоденься сначала, отожрись, подкопи, а потом работу бросай. Иди, переодевайся.
Я опустила голову и поплелась в тренерскую. Она права, веду себя как... любовница Балашова.
Когда я вошла в зал, Зоя Артуровна уже стояла на весах и хмурилась.
– Представляете, Лорочка! Кажется, эти весы сломались. Я не могла за полдня прибавить полкило. Ведь не могла?!
– Не фиг делать, – сказала Аня с велотренажера. – Я один раз за полдня прибавила два кило. И ведь ничего не ела, только семечки щелкала.
– Ой, – всполошилась Зоя, – и я щелкала! Но ведь семечки – это не еда! Я ими голод заглушаю!
– Не еда, – согласилась Аня, – а в чистом виде подсолнечное масло.
– Мас-ло! – эхом ахнула Зоя и безумным взором уставилась на табло весов.
– Зоя Артуровна, сколько времени вы стоите на весах? – спросила я ее.
– Минуту, – прошептала Зоя.
– Пять, – поправила Аня.
– Если бы вы все это время не рассматривали стрелки, а посетили вон ту беговую дорожку, толку было бы больше.
– Мас-ло! – Зоя слезла с весов и посеменила к дорожке.
– И вообще! – гаркнула я, насколько могла гаркнуть своим колоротурным сопрано. – Девочки! С завтрашнего дня я распоряжусь, чтобы весы из зала убрали! Мне плевать на граммы, которые вы то теряете, то прибавляете. Тут не женская консультация, а вы не беременные. Здесь тренажерный зал и мы будем потеть до седьмого пота, а не прохлаждаться на весах! Начали!
Все уставились на меня так, будто я скинула с себя лягушачью шкуру и стала царевной. Только Зоя Артуровна, вперив бессмысленный взор в пространство, прошептала:
– Мас-ло!!!
После тренировки я отозвала Аню в сторонку:
– Зайдите ко мне, Аня. Меня гложет женское любопытство.
Было два обстоятельства, из-за которых я не удержалась заманить Аню в тренерскую: первое – Аня была большой сплетницей, а так как нигде не работала, то знание «где, кто, как, и с кем» сделала своей профессией; второе – она была женой владельца автобарахолки и имела доступ к кругам, которые, в которых...
– Аня, – набрав побольше воздуха в грудь, сказала я. – Аня, кто такой Балашов?
– Ой! – вскрикнула Аня. – Ярик, что ли?
– Ну, Ярик, – согласилась я, хотя понятия не имела, что такое Ярик – кличка, фирма, или код.
Задохнувшись от счастья, что можно посплетничать с новым человеком, она смогла выдать только телеграфный текст:
– Рестораны, компьютеры, мебель, бензин. Кирка, сучка, с Ворониным, с Камхой, с Петерсоном, и кажется с художником Кирьяновым, но не точно.
...Ночь, улица, фонарь, аптека. Из этих сведений картину можно составить, какую заблагорассудиться, но меня это не устраивало.
– Мне бы попонятней, – попросила я Аню. – Он что – гей? И с Ворониным, и с Камхой, и с Петерсоном, и даже, кажется с художником Касьяновым...
– Нет, он не гей, – захихикала Аня. – Это Кирка его гей.
– А Кирка это ...
– Ярика жена! – возмутилась Аня так, будто я забыла имя президента.
– А, ну да... А Балашов что?..
– Что Балашов? Работает, тусовки ненавидит, дочку обожает. А дочку Кирка нагуляла.
– Бедный Ярик! – вырвалось у меня.
– Он не бедный, – возразила буквальная Аня. – Он богатый. У него дом в поселке Солнечном, дом в Англии, квартиры в Москве, Париже, и такой счет в швейцарском банке, что он не бедный, Ярик!
– А любовница у него есть? – задала я самый животрепещущий вопрос.
– Если и есть, то об этом никому не известно, – на удивление лаконично ответила Аня.
– А лет ему сколько?
– Много, – вздохнула Аня.
Я кивнула. Похоже, это было все, что можно вытрясти из жены владельца автобарахолки.
По дороге домой я купила елку. В два раза дороже той, которую хотела купить и в два раза красивей. Испугавшись такого поступка, я решила не идти в магазин за продуктами, оправдывая себя тем, что с елкой в магазин не пустят. Будем есть, что есть.
Я еле впихнулась с пушистой елью в лифт, но туда втиснулась еще и соседка Людка. Она почему-то не нажала кнопку своего этажа, а поехала со мной на этаж выше, стойко переживая неудобства от впившихся ей в лицо зеленых иголок.
– Ты разбогатела? – спросила Людка, блестя темными глазами из-за веток.